Канженге

– Именно. Думаешь, я дурак, и ничего не вижу? Не понимаю? Я потом обдумал… умерла бы Паула, так Роза бы за ней в могилку сошла. А я… ты три наших души спасла, так неужто мы для тебя такие мелочи пожалеем? И на Альбу не обижайся, у нее пока еще в голове ветер. Ты повзрослела, а она еще ребенок.

– А целуется как взрослая, – не удержалась от кляузы Тони.

Получилось так по-детски, что она и сама вспыхнула. Адан Аракон улыбнулся.

– Знаешь, Тони, у нас с Даэроном был один гувернер. И каждый раз, когда он нас порол розгами…

– Вас?!

– И поверь, за дело. Вот он повторял одну и ту же фразу. Пока верхние полушария не включатся, будем нижние стимулировать.

Антония прыснула.

– Помогло?

– Не уверен. Но сидеть было больно. Так вот. Альбу мы не пороли. Может, и зря…

– Нет, – решительно возразила Тони. – Не зря. Меня отец, даже когда человеческий облик терял, пальцем не тронул. Ни разу. Придет время – повзрослеет.

– И я так думаю. – И словно опасаясь чего-то внутри себя: – Тони… девочка, я понимаю, что это тяжело. Но… ты расскажешь мне о брате? Пока у вас все хорошо было, он еще писал. А потом…

Тони вздохнула.

Расскажешь…

А как о таком рассказать?

Когда видишь, как убивает себя сильный, смелый и гордый человек? Как он мечтает о смерти, как зовет ее, как пьет дешевое пойло, чтобы забыться, как валяется в грязи или в снегу, как ты пытаешься хоть что-то сделать, как зовешь и кричишь…

Тебя не слышат.

Если ТАМ, где он пребывает, в его грезах, и есть другая Тони, то слышат ее. А здесь, в реальности…

Антония даже не понимала, что плачет, пока дядя ее не обнял и не погладил по волосам.

– Бедная девочка. Ничего, теперь у тебя есть семья. Все будет хорошо.

И тогда Тони разревелась уже осознанно.

* * *

– Вот он!!! ВОТ!!!

Рита так сжала ладонь Тони, что едва кости не переломала. Но повод у нее был.

Роман шел среди остальных каторжников, закованный в цепи и одетый в серое тряпье. На груди и на спине – большие желтые ромбы. Зачем?

Так светиться в темноте будут, если решит бежать, охранники станут стрелять. Такие у всех.

На рубахах, на куртках…

Правосудие в Римате медлительностью не страдало. Рассмотрели дело, выслушали подсудимых, выслушали свидетелей – и вперед, на каторгу. Или на плаху, но тут никого не убили, так что казни Роман избежал. А вот каторги – нет.

Никакого затягивания дела, одно слушание, если кто-то что-то не представил – это его проблемы. Ну и следователя, но тут все было чисто и ясно.

Антония пришла за Ритой с утра, узнав, куда и когда отправляют каторжников. И потащила за собой.

– Ты его будешь проклинать?

– Посмотрим…

Тони действительно не знала. Будет, не будет – как сложится!

В любом случае Рите надо посмотреть в глаза своему страху – и отпустить его. Раз и навсегда.

На каторгу!

Больше эта тварь не причинит ей вреда! Кончено!

В каторжников летели комья грязи, гнилые овощи, охрана была, но не то чтобы сильно их защищала. Так было принято.

Эта падаль многим зло сделала.

Если человек хороший, так над ним и измываться не станут, а ворье, разбойники… получите, что заслужили!

Тони вытащила из кармана заранее запасенный помидор и протянула Рите.

– Кинешь?

– Эммм…

– Подгнил, потому и отдали дешево. Думаешь, стоило свежий купить?

Рита махнула рукой и прицелилась. Снаряд прилетел точно, расплескался о спину и частично голову Романа. Тот дернулся, огляделся… увидел Тони и Риту – и какая же ярость исказила его лицо!

Не был бы скован – кинулся бы!

Зубами бы загрыз!

Понятно же, девушки во всем виноваты! Он-то белый и чистенький, что та лилея, а они, стервы гадкие, сами его соблазнили, сами изнасиловали, сами нажаловались!

Рита дернулась. И теперь уже Тони стиснула ее ладонь.

– Смотри! Хорошо смотри!

Если здесь и сейчас это не переломить, считай, у девчонки жизнь закончится. Она должна понять, что любой может упасть в грязь. И любой может найти в себе силы подняться, отряхнуться и идти дальше. С гордо поднятой головой.

К чистому такое не прилипнет!

– Я…

– И сейчас смотри.

Тони выпрямилась, сдвинула в сторону мешочек и постаралась, чтобы поток силы шел исключительно на Романа. Зашевелила губами, неслышно, но отчетливо.

Между нами говоря – обычная детская считалочка. Из тех, что дети любят: раз-два – голова, три-четыре – руки шире…

Но тут важно не что говорить, а как…

А когда в тебя бьет ледяная сила некроманта, когда ты понимаешь, что в эту минуту тебя проклинают… ой, мамочки…

Под Романом расплылась весьма вонючая лужа.

Гадостно запахло.

Рита выдохнула и как-то распрямилась, что ли… Тони это ощутила всей своей сутью. И поток прекратила.

– Дамочка, вы это… – один из конвоиров погрозил пальцем.

Тони вернула на место амулет и развела руками. Приблизилась, сунула в перчатку песету.

– Офицер, эта гадина изнасиловала мою подругу. Я просто его немного напугала, и только.

– Слово?

– Слово.

– Насильник, говорите?

– Грабитель, насильник, чудом убийцей не стал…

Конвойный, нежданно-негаданно произведенный в офицеры, окинул взглядом умильно улыбающуюся Тони, бледную Риту и понял – не врут. А еще песета…

– Сеньорита, я тоже словечко кому шепну. Вы не переживайте…