Капа

- Фенечка, ты тоже пришел?! Искусством хочешь насладиться? - спросила старушка, взяв мальчика за руку. - Посмотри, как Ихвазовский шикарно все устроил! И все для них, для этих новых хозяев жизни!

- Да нет, это все для тебя! - даже подпрыгнул от удовольствия Феня.

- У меня на такую роскошь денег не хватит. Даже если бы я собрала всю свою пенсию за всю жизнь, то наверное, не смогла бы купить даже пыль, лежащую на этих музейных экспо-натах, - вздохнула старушка.

- Да это честное слово все твое! Это мой тебе подарок.

- Откуда?! - удивилась баба Тоня.

- Друзья помогли.

- Какие друзья? Уж не эти ли иностранцы? - махнула она головой в сторону скрывшихся друзей.

- Ну, да! - весело воскликнул Феня.

- Не-е... не надо, - подумав, протянула старушка. - Как я все это домой перетащу? А барахло свое старое куда дену?

- Я тебя не понимаю. Зачем же таскать? Пусть здесь остается, на своих местах, - посоветовал Феня.

- Неудобно как-то получается. Что это я теперь, все время должна спускаться в картинную галерею, если мне вдруг захочется выпить чайку или приготовить тебе блинчиков?

- Зачем же в картинную галерею? Пожалуйста готовь здесь.

- Ну как же! Все-таки это храм искусств, как говорит моя подруга Софья Андреевна.

- Капа была права, когда говорила, что ты свою кухню так называть будешь. Всетаки здорово мы нашу кухню отремонтировали! - вскочив на табурет, радостно запрыгал Феня.

Только тут до бабы Фени дошел смысл происходящего.

- Что-о-о?! - взревела она. - Кто посмел осквернить мою святыню, лебедушку мою любимую, кухоньку мою крашеную?!

- Но ведь тебе понравилось! Ты же целый час восхищалась, ахала да охала, опешил Феня.

- Нет милый мой, кухня - это кухня, галерея - это галерея. Я ведь думала, что в картинную галерею зашла, искусством наслаждаюсь. А они окаянные вон что удумали, с любушкой моей сердешной сотворили! Да мы с ней уже полвека душа в душу! Прости меня, пожалуйста, не уберегла я тебя, - присев на табуретку, разрыдалась старушка. - Сковородушки в пятнышках, ведерочки в точечках! О...о...о! Доктора, вызовите скорее, того доктора, пусть он заразит меня своей забывчивой болезнью! За что мне такие наказания!

- Между прочим, на сковородке не пятно, а солнышко, а на ведерке - дождик! Помоему очень даже красиво получилось, - пожав плечами, обиженно сказал Феня. Тяжело вздохнув, он пошел вызывать скорую помощь.

Когда Феня вышел в коридор, и подошел к телефону, к нему подбежала Капа:

- Ну что? На мороженое денег дала? - поинтересовалась она.

- Кто? Зачем?

- Затем, чтобы его есть, - пояснила она. - Нас угостишь, мы ведь тоже тебе помогали.

- Мороженого не будет, бабе Тоне ремонт не понравился.

- Что? Может ты ее неправильно понял?

- Нет, у нее давление от расстройства поднялось, вот, скорую попросила вызвать.

- Так ведь ей очень понравилось, я сам видел как она от восхищения руками махала, да языком цокала, - вступил в разговор Сема.

- Сначала была довольна, а потом недовольна.

- А, что изменилась от "начала" до "потом"?

- Сначала, она думала, что в картинную галерею зашла, а потом поняла, что не зашла...

- Ну, тогда, конечно... - понятливо протянул Сема.

- Если бы ты не нарисовал свое дурацкое солнышко на ведре, все было бы хорошо, вечно ты все портишь, - обиделась Капа на осьминога. - Опять вместо мороженого придется льдинку облизывать. Зачем, спрашивается лезть в искусство, если ничего в этом не понимаешь?

Феня, набрав нужный номер телефона, вызвал доктора.

Глава одиннадцатая

Грабитель

Капа, взобравшись на подоконник, уныло наблюдала за стаей воробьев. Уже вечерело, и серенькие комочки, подпрыгивая перед сном в своей вечерней зарядке, чирикая рассказывали друг другу последние новости. Послушав их сплетни, Капа вздохнув, стала рисовать пальцем узоры на покрытом инее окне. Замысловатые линии соединились в причудливом, восточном узоре. Завитки собранных капель переплетались, постепенно усложняя орнамент Капиных художеств.

- Фенечка оцени, - обратилась она к мальчику, который заканчивал переписывать набело свое сочинение. - Сейчас, последний штрих, и картина будет готова. - сказала она, и вскинув палец, бросила на окно запятую, отчего картина превратилась в сплошное мокрое пятно. Окно, словно обидевшись и собрав воедино всю влагу со стекла, выплеснуло ее на подоконник, а затем и на пол.

На полу мгновенно образовалась новая лужа.

- Да ну тебя! - обиделась Капа на окно. - Я к тебе со всей душой, а ты...

- Переволновалась, - вздохнул Сема, и подошел к луже. - Видно мне придется убирать, - с вздохом сказал он, и сев в самую ее середину, перевернулся в ней. Через минуту, лужа исчезла, немного остудив разгоряченный пыл высушенного любовью осьминога. Встрепенувшись, мокрый Сема бросил любовный взгляд на Капу.

- Ты опять за свое, да? - негодующе воскликнула она, поймав его взгляд.

- Не буду, не буду! - тут же опомнившись, умоляюще зачастил осьминог, вспомнив про золотую рыбку в аквариуме. Но непослушные щупальца помимо его воли непроизвольно продолжали тянуться к любимой.

- А ну, сидеть! - приказал им Сема, - а не то оторву и выброшу, - строго предупредил он.