Читаем Капеллан дьявола: размышления о надежде, лжи, науке и любви полностью

К сожалению, у Стива так и не дошли руки переработать это письмо, в котором не хватает бесподобного стиля, который ему в итоге придала бы отделка этого мастера. Я получил еще одно послание, в котором он просил прощения за задержку и выражал надежду, что скоро возьмется за это дело. Последовавшее за этим молчание,

как я теперь понимаю, совпало с его болезнью. Поэтому я предлагаю читателям свой черновой вариант во всем его несовершенстве, в надежде, что он в какой-то степени передаст ту идею, которую я впервые усвоил от Стива много лет назад. Я искренне надеюсь, что он одобрил бы содержание этого письма, хотя, разумеется, не могу быть в этом уверен.

У кого-то может вызвать недоумение, что я завершаю раздел на такой гармоничной ноте. В чем же состояли наши разногласия, учитывая, что Стив был неодарвинистом не в меньшей степени, чем я? Главное наше разногласие отчетливо проясняет его последняя книга “Структура эволюционной теории”[269], которую у меня появилась возможность увидеть лишь после его смерти. Поэтому будет уместно разъяснить здесь эту проблему, которая к тому же образует естественный переход к следующему разделу. Этот спор посвящен вопросу о том, какую роль в эволюции играют гены. Говоря словами Гулда, роль “учетной книги или обусловливающей причины”.

Гулд усматривал работу естественного отбора на многих уровнях иерархической структуры жизни. Возможно, в некотором роде это так, но я считаю, что такой отбор может иметь эволюционные последствия только в том случае, если отбираемые единицы состоят из так называемых репликаторов. Репликатор — это единица закодированной информации, обладающая высокой точностью воспроизведения, но время от времени способная к мутациям, которая в определенной степени обусловливает свою собственную судьбу. Гены — это как раз такие единицы. Такими единицами в принципе могут быть и мемы, но здесь речь не о них. Биологический естественный отбор, на каком бы уровне мы ни усматривали его работу, имеет эволюционный эффект лишь постольку, поскольку вызывает изменения в частотах генов в генофонде. Однако Гулд видел в генах лишь “учетчиков”, пассивно отслеживающих изменения на других уровнях. По моим представлениям, чем бы еще ни были гены, они неизбежно должны быть чем-то большим, чем учетчики, иначе естественный отбор не сможет работать. Если генетическое изменение не оказывает никакого обусловливающего влияния на организмы — или по крайней мере на что-либо, что естественный отбор может “видеть”, — то естественный отбор не может ни благоприятствовать им, ни не благоприятствовать. В этом случае никаких эволюционных изменений не произойдет.

Мы с Гулдом оба согласились бы, что гены можно рассматривать как книгу, в которой записана эволюционная история вида. В своей работе “Расплетая радугу” я назвал это “Генетической книгой мертвых”. Но эта книга пишется путем естественного отбора случайно изменчивых генов, выбираемых на основании их обусловливающего влияния на организмы. “Учетная книга” — это как раз неправильная метафора, потому что она предполагает противоположное направление причинной обусловленности, почти в духе ламаркизма, и объявляет гены лишь пассивными регистраторами. Я рассмотрел этот вопрос в 1982 году в книге “Расширенный фенотип”, проведя различие между “активными репликаторами” и “пассивными репликаторами”. Эту мысль также разъясняет Дэвид Бараш в своей превосходной рецензии на книгу Гулда[270].

И все же “учетная книга” — это ценная метафора, как раз потому, что она трактует все диаметрально противоположным образом. Не в первый раз характерная четкость и ясность метафоры Гулда помогает нам четко и ясно увидеть, что не в порядке с его идеей — и как ее нужно перевернуть, чтобы добраться до истины.

Надеюсь, что в этой краткой заметке не усмотрят стремления воспользоваться случаем, чтобы оставить за собой последнее слово. “Структура эволюционной теории” Гулда — такое грандиозное и мощное последнее слово, что нам всем потребуется не один год, чтобы на него ответить. Какой блистательный финал жизни ученого! Мне будет его не хватать.

Часть VI “В нас есть вся Африка с ее чудесами...[271]

 Я из тех  (а это большинство людей, которым доводилось бывать к югу от Сахары), кто считает Африку волшебным местом. В моем случае это связано со смутными, но неотвязчивыми детскими воспоминаниями, в сочетании с пришедшим позже пониманием, что Африка — родина наших предков. Эти темы многократно возникают во всем этом разделе, и ими открывается “Экология генов” — мое предисловие к книге Харви Кроза и Джона Ридера “Пирамиды жизни”. В этой книге Африка служит ярким примером, на котором подробно раскрыты принципы экологии, и, работая над предисловием, я воспользовался случаем, чтобы подумать об отношениях между экологией и естественным отбором. Этот очерк можно считать продолжением рассуждений из моего послесловия к предыдущему разделу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иная жизнь
Иная жизнь

Эта книга — откровения известного исследователя, академика, отдавшего себя разгадке самой большой тайны современности — НЛО, известной в простонародье как «летающие тарелки». Пройдя через годы поисков, заблуждений, озарений, пробившись через частокол унижений и карательных мер, переболев наивными представлениями о прилетах гипотетических инопланетян, автор приходит к неожиданному результату: человечество издавна существует, контролируется и эксплуатируется многоликой надгуманоидной формой жизни.В повествовании детективный сюжет (похищение людей, абсурдные встречи с пришельцами и т. п.) перемежается с репортерскими зарисовками, научно-популярными рассуждениями и даже стихами автора.

Владимир Ажажа , Владимир Георгиевич Ажажа

Альтернативные науки и научные теории / Прочая научная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное