Капеллан дьявола

Гены иногда похожи на чертежи, а иногда — на рецепты. Важно не смешивать эти два аспекта. Гены представляют собой информацию в цифровом, текстовом виде, и они сохраняют свою жесткую, текстуальную целостность, меняя партнеров в ряду поколений. Хромосомы — длинные цепочки генов — очень похожи на компьютерные магнитные ленты. Когда в клетке считывается фрагмент генетической ленты, первое, что происходит с записанной на ней информацией, это ее трансляция — перевод из одного кода в другой: из кода ДНК в связанный с ним код, которым диктуется точная форма белковой молекулы. До этого момента ген ведет себя как чертеж. Между элементами гена и элементами белка действительно имеется взаимно однозначное соответствие, и оно действительно детерминировано.

Лишь на следующем этапе процесса — развитии всего организма и его психологических предрасположенностей — все становится сложнее и больше похоже на использование рецепта. Между отдельным геном и «элементами» организма редко имеется простое взаимно однозначное соответствие. Вместо этого имеется соответствие между генами и скоростями, с которыми в ходе эмбрионального развития идут различные процессы. Последствия, которые это будет иметь для организма и его поведения, нередко многообразны, и разобраться в них трудно.

Рецепт — хорошая метафора, но есть лучшая. Представьте себе одеяло, подвешенное под потолком на ста тысячах резиновых лент, спутанных друг с другом и перекрученных. Форма этого одеяла (организма) определяется натяжением всех этих лент. Одни ленты соответствуют генам, другие — факторам среды. Каждому изменению в одном конкретном гене соответствует удлинение или укорачивание конкретной ленты. Но всякая из этих лент соединена с одеялом только опосредованно, через бесконечные связи в путанице других лент. Если перерезать одну из них или натянуть ее, произойдет распределение изменений натяжения, и действие, которое это окажет на форму одеяла, будет сложным и труднопредсказуемым.

Точно так же наличие определенного гена не обязательно однозначно диктует, что его обладатель будет гомосексуалом. Гораздо вероятнее, что причинно-следственная связь имеет статистический характер. Действие генов на организм и его поведение напоминает действие сигаретного дыма на легкие. Если вы много курите, вы повышаете статистическую вероятность того, что у вас будет рак легких. Нельзя сказать, что вы однозначно заработаете рак легких. И воздержание от курения не сможет однозначно защитить вас от рака легких. Мы живем в статистическом мире.

Представьте себе газетный заголовок: «Ученые открыли, что гомосексуальность имеет причины». Очевидно, что это никакая не новость, это банальность. Все чем-то обусловлено. Утверждение, что гомосексуальность обусловлена генами, интереснее и обладает тем эстетическим достоинством, что оно смутит политически ангажированных зануд, но о неотвратимости гомосексуальности оно говорит не больше, чем мой банальный заголовок.

Одни вещи, обусловленные генами, сложно изменить. Другие просто. Одни вещи, обусловленные средой, просто изменить. Другие — сложно. Подумайте о том, как крепко мы связаны с акцентом нашего детства: взрослый иммигрант всю жизнь носит ярлык иностранца. Здесь налицо гораздо более строгий детерминизм, чем в действии большинства генов. Интересно было бы узнать статистическую вероятность того, что ребенок, подвергшийся определенному влиянию среды, например религиозному воспитанию в монастыре, сможет впоследствии избавиться от этого влияния. Было бы столь же интересно узнать статистическую вероятность того, что мужчина, в X-хромосоме которого на участке Xq28 имеется определенный ген, окажется гомосексуалом. Простая демонстрация того, что существует ген, «ведущий» к гомосексуальности, оставляет вопрос о значении этой вероятности почти полностью открытым. У генов нет монополии на детерминизм.

Поэтому, ненавидите ли вы гомосексуалов или любите, хотите ли вы посадить их за решетку или «вылечить», не стоит подводить под это генетические основания.

«Сын» закона Мура [130]

Великие люди, своротившие горы, иногда развлекаются перегибанием палок. Питер Медавар знал, что делает, когда написал в рецензии на книгу Джеймса Уотсона «Двойная спираль»:

Нет никакого смысла спорить с кем-либо бестолковым настолько, что он не понимает: этот комплекс открытий [молекулярная генетика] — величайшее научное достижение XX века.