Капитал (сборник)

Фельдман. Вот расклин-то завышен.

Бобров. На сколько?

Фельдман. По обмерам Головко – двадцать шесть и шестнадцать.

Бобров (качает головой). Да. Неважнецкие дела.

Викторова. Чем же квартальный закрывать? Семьюдесятью процентами?

Павленко. Ну а что же – делать приписку? Класть по размороженной и спокойно закрывать стандартом?

Бобров. Сейчас все обсудим, все решим. Ты, Игорь Петрович, только не горячись. Безвыходных ситуаций не бывает.

Фельдман. В конце концов, можно в четвертом дать двенадцать. Это решит проблему.

Павленко. В четвертом у нас коренные. Так что это проблему не решит, а усложнит. Расклин должен быть всегда не выше двадцати пяти.

Фельдман (вздыхает). Что поделаешь, от ошибок никто не застрахован.

Павленко. От ошибок страховаться по прямому должны не люди, а отделы.

Дверь открывается, входят Васнецова, Есин, Головко.

Бобров (обращаясь к Головко). Очень кстати, что ты здесь.

Головко. Мне Сергей Иванович сказал.

Бобров. Садитесь, товарищи.

Все рассаживаются.

Бобров. Значит, давайте сразу о главном. Дело в том, что вчера в конце смены Андрей Денисович, так сказать, по личной инициативе сделал замеры допусков и расклина на северной. И получил, прямо скажем, плачевные результаты. Двадцать шесть и шестнадцать. Просто рев и ползанье… Так что сейчас надо срочно решить в отношении выборки и шатунов.

Викторова. И по поводу закрытия.

Бобров. Да, и по поводу закрытия, конечно. Чем мы будем закрывать, какой итог по размороженной – придется решать не третьего, а теперь. Немедленно.

Есин. Ну, если так дело обстоит, надо проверить вагранщиков, да и по опокам тоже.

Головко. В том-то и дело, что все остальное в полном порядке.

Есин. Так, значит, все дело в северном?

Фельдман. Все дело в уровне расклина. Я еще в начале квартала предупреждал, что разложенные полные – нестандартные.

Бобров. Но они же были в пределе нормы?

Фельдман. В допустимом пределе. Но провозка и кромки очень сомнительные. Очень. Это Таганрог.

Павленко. Завьялов?

Фельдман. Завьялов.

Викторова. Я тогда еще говорила, что серое и провозка могут дать отклонения.

Бобров. Ну что теперь сетовать! Надо решать. Я предлагаю закрыть по-старому, а расклин понизить до нормы. А в следующем наверстаем.

Фельдман. Правильно. В конце концов общий план идет по норме.

Павленко. Значит, Виктор Валентинович, ты предлагаешь сделать приписку и, так сказать, спокойно сдать дела в архив?

Бобров. А что ты предлагаешь? Закрывать как есть? Лишить рабочих прогрессивки? Что важнее – люди или пробкодержатели?

Павленко. В том-то и дело, что люди. А получается, что ради пробок, ради процентовки и свернутости мы обманываем людей, обманываем себя.

Бобров. Игорь Петрович, мы никогда не были отстающим предприятием, ты это не хуже меня знаешь. Мы никогда не косились в платок, никогда по коленям у москвичей не ходили! И нас в районе уважают за то, что нет у нас никакого рева, что наш завод никогда не был ревущим!

Павленко. Тем более. Знаете поговорку: маленькая неправда рождает большую ложь?

Бобров (смеется). Ну, Игорь Петрович, ты, я смотрю, с места в карьер! Не успел в новое кресло сесть, а уже пытаешься сделать из нас девчонок!

Павленко. Ничего я не хочу ни из кого делать. Просто я всегда был против приписок.

Васнецова. Я тоже против. Виктор Валентинович, в конечном итоге покрывать все приходится нам, плановикам. Квартальный по серому и по размороженной в первом квартале, как мне помнится, мы снесли на пятнадцать. Это же подсудное дело!

Бобров. Лидия Сергеевна, ну что за демагогия? Я что, эти восемь тысяч себе в карман положил? Мы же во втором сразу протянули клеевую и выправили баланс! Детский сад какой-то! Вы что, первый год на заводе? Не знаете, что такое платки?

Павленко. Зато мы знаем, что такое партийная честность.

Васнецова. Линию у нас учелночили только в прошлом году, а типизация – это только типизация.

Павленко. Типизация нужна таким, как Трушилин.

Фельдман. Я с вами не согласен. Производство – это не дратва, в конце концов…

Бобров. Правильно! Это не два и не три лица. А вот товарищ Павленко этого понять не хочет. Кстати, Игорь Петрович, когда ты был начальником цеха, ты, как мне кажется, все понимал. Все. И про завязи знал и оценивал по делу, а не по рёву.

Павленко. Я всегда был против приписок. А цех мой работал хорошо.

Викторова. Товарищи, но, может быть, все-таки найти какой-то компромисс? Может, дать нижнее по первым, вторым и восьмым?

Бобров. Глупость! Зачем эти кривляния? Мы что, бобы? Или, может, нам придется самим же и отпускать?

Павленко. Я за то, чтобы в квартальном отчете стояли реальные цифры.