А затем были выпускные экзамены в школе, которые я, к счастью, не сдавал, предъявив врачебное предписание. Оценки за четверть пошли как экзаменационные, так что, я получил очень даже приличный аттестат. Была торжественная линейка, был выпускной, было напутственное слово классной руководительницы, во время которого и сама учительница, и многие девушки нашего класса сильно расчувствовались. Вот, у меня и моих одноклассников скоро выпускной, а по факту, я их и не знаю толком, я чужой среди них, нормально сойтись получилось только с несколькими, фамилии остальных я едва запомнил.
Именно в такие моменты я чувствовал себя очень чужим в этом месте. Самозванцем. Я получаю аттестат, предназначенный не мне. Слушаю предназначенные не мне слова. Дома у меня родители, которые вовсе не родители. И будущее мое — это чужое будущее, которое я украл. Я пользуюсь чужой жизнью. Никакого кайфа от этого я не испытывал, скажу честно. А иногда это было и вовсе невыносимо — жить в чужом мире.
А в мире творилось странное — простой немецкий пилот-любитель Матиос Руст сажает самолет на Красной площади, без каких-либо проблем преодолев эшелонированную советскую ПВО. В той же Москве почти легально собирается «Память», активисты которой вещают о сионистском заговоре. А в Новосибе — рок-фестиваль. А Горбачев — на комсомольском съезде. А сверхзвуковой ЯК-141 успешно летает. Как и сверхмощная «Энергия».
И вроде бы все неплохо, но почему-то очереди становятся больше, а народ в них злее, ругают Горбачева, Рыжкова и сионистов. Очень надеются на инопланетян, которые все больше входят в моду. Все видят НЛО и обсуждают экстрасенсов, и уже появились первые астрологи, и Джуна уже кого-то лечит с непонятным результатом…
Почему-то появляется очень много сумасшедших, самых разных и повсюду — в транспорте, магазинах, рынках и даже государственных учреждениях. Это и неопрятные бабушки с горящими глазами, костерящие перестройку, партию и правительство, и совсем молодые люди — чаще всего с религиозным уклоном, будущие жертвы тоталитарных сект.
Мой папенька, узнав о высадке Руста на Красной площади, не выдержал. Сильно выпил, хотя ему с язвой и гипертонией было категорически противопоказано. И еще я первый раз услышал от него крепкие нецензурные выражения.
— Позор… — шептал он, сидя за столом и читая газету. — На весь мир… Так опозориться… Столько лет работы…
Я, кажется, начал лучше понимать своего папеньку. Конечно, ни в какие коммунистические идеалы он не верил, поскольку был человеком в высшей степени практическим и здравомыслящим. А верил он в силу и мощь своей корпорации — КПСС. И вне этой корпорации себя не представлял, как и многие его коллеги, для которых самым страшным наказанием было исключение из партии.
Наш видеозал работает. Почти процветает. Мы зарабатываем пятьдесят рублей в день, что очень неплохо для семнадцатилетних пацанов. На остальной бизнес забили — некогда, да и нет особого смысла вкладываться, поскольку кооперативам официально разрешено производство одежды и обуви. Впрочем, иногда мы приторговываем сигаретами, прямо в видеосалоне, по старой памяти. «Мальборо» и «Кэмел» для желающих. И немецкое пиво, которое стало почему-то намного сложнее доставать. Шпана нам пока не докучает, видимо доводы Феди Комара оказались весомыми и убедительными. Валеркины друзья-боксеры по выходным приходят к нам посмотреть фильмы на халяву. Боксеры рады, больше всего им почему-то заходят не фильмы о единоборствах, но ужастики с Джейсоном и Фредди.
В кармане у меня всегда около сотни. Черт его знает — зачем. В ресторане на червонец можно обожраться, а на четвертной устроить загул.
Мне нужны деньги. Но не так, как Вите, который молится на купюры. Мне нужны деньги потому, что мое знание будущего без ресурса не стоит ничего, а деньги — это самый эффективный ресурс из существующих на этой планете. Впрочем, это не совсем справедливо для Советского Союза образца восемьдесят седьмого года. Деньги у людей были, пусть и не очень большие, проблема была их потратить.
А еще я часто думал о своей семье. Той, которая действительно моя. Отец и мать еще не познакомились, они живут далеко, в небольшом сибирском городке, она — учительница русского языка, он — инженер. Познакомятся они в следующем году, а еще через год я появлюсь на свет. Или не появлюсь? Я изо всех сил старался гнать от себя такие мысли, но они все равно лезли в голову и буквально сводили меня с ума…
С каким удовольствием я уехал бы куда-нибудь на несколько месяцев! Так, чтобы спокойно и тихо посидеть и разобраться, если не во всем, то хотя бы в чем-то. Но куда уедешь? Семнадцать лет, выпуск из школы, активная жизнь — вокруг все бурлит и меняется.
А потом наступил выпускной. К нему готовились основательно — маменька повезла меня к портному-армянину, шить костюм, и уже через неделю я стал счастливым обладателем роскошной серой тройки.
Перед выпускным я позвонил Марине. Сам не знаю — почему. Что-то я к ней чувствовал, что-то особенное. Не любовь, нет, оно было более подростковое, болезненное и хрупкое.