Капитализм не проблема, а решение. Путешествие по новейшей истории пяти континентов

После провала «Большого скачка» крестьяне во все большем числе деревень начали обходить официальный запрет на частное фермерство. Поскольку они быстро смогли добиться гораздо больших объемов производства, партийные кадры разрешили им продолжать. Первоначально эти эксперименты были ограничены самыми бедными деревнями, где почти любой результат был бы лучше, чем статус-кво. В одной из таких деревень, «широко известной в регионе как “деревня попрошаек”», кадры «решили выделить крестьянским хозяйствам в двух производственных бригадах малоплодородные земли, а на остальных территориях продолжать придерживаться коллективного хозяйствования. В тот год частные хозяйства собрали с малоплодородных земель в три раза больше, чем колхозники с плодородных. На следующий год площадь земли, отданной под частное фермерство, и количество производственных бригад, получивших участки, выросло»[62].

Задолго до того, как в 1982 г. был снят официальный запрет на частное фермерство, по всему Китаю возникли инициативы крестьян по восстановлению частной собственности вопреки социалистической доктрине[63]. Результат оказался в высшей степени успешным: люди больше не голодали, а производительность сельского хозяйства быстро росла. К 1983 г. процесс деколлективизации китайского сельского хозяйства был практически завершен. Великий социалистический эксперимент Мао Цзэдуна, стоивший стольких миллионов жизней, был завершен.

Экономические преобразования в Китае отнюдь не ограничивались сельским хозяйством. По всей стране многие муниципальные предприятия все чаще работали как частные, хотя формально они все еще находились в государственной собственности. Освобожденные от ограничений плановой экономики, эти компании нередко превосходили своих менее проворных государственных конкурентов. В период с 1978 по 1996 г. общее число работников, занятых в этих компаниях, выросло с 28 до 135 млн человек, а их доля в экономике Китая увеличилась с 6 до 26 %[64].

В 1980-х годах выросло число предприятий, находившихся в коллективной собственности (КСП), и поселковых и сельских предприятий (ПСП) – фактически частных компаний под видом коллективных предприятий[65]. Юридически принадлежавшие муниципальным властям, они размывали различия между государственной и частной собственностью.

Соответственно, немецкий политолог и китаевед Тобиас тен Бринк утверждает, что «фактический контроль» над доступом к конкретным ресурсам важнее формального владения[66]. В своем анализе китайского капитализма тен Бринк проводит различие между формальным юридическим статусом и фактической экономической функцией[67]. Однако в ходе последующей волны приватизации в Китае эти КСП стали значительно менее значимыми по сравнению с подлинно частными предприятиями.

Первоначально рост частной собственности в Китае был обусловлен увеличением числа мелких предпринимателей, открывающих предприятия, на которых могли работать не более семи человек. При Мао Цзэдуне Китай, как и другие социалистические страны, мог похвастаться официальным нулевым уровнем безработицы. «Решения» по предотвращению безработицы включали переселение миллионов молодых людей из городов в сельскую местность для «перевоспитания». В 1980-е годы все больше людей стали пользоваться возможностью открыть малый бизнес.

Поначалу они страдали от трудностей и дискриминации. Родители не разрешали своим дочерям выходить замуж за тех, кто владел или работал в одном из этих малых предприятий, потому что их экономические перспективы считались неопределенными. Любой владелец предприятия, нанявший более семи человек, считался капиталистическим эксплуататором и, следовательно, нарушителем закона. «Чтобы обойти подобные препоны, многие государственные компании были вынуждены “надеть красную шапочку” – т. е. аффилироваться с волостными или поселковыми органами власти, тем самым превращаясь в волостные и сельские предприятия, а в городах – с уличным-ми комитетами и другими органами местного самоуправления, становясь коллективным предприятием»[68].

В конце концов все больше и больше людей понимали, что ведение бизнеса в качестве индивидуального предпринимателя дает значительные финансовые преимущества, а также большую степень свободы. Во многих случаях самозанятые парикмахеры зарабатывали больше, чем хирурги в государственных больницах, уличные торговцы – больше, чем ученые-ядерщики. Число самозанятых домашних предприятий и индивидуальных предпринимателей выросло со 140 000 в 1978 г. до 2,6 млн в 1981 г.[69]

Однако сторонники социализма отказались сдаваться так просто, и в 1982 г. Постоянный комитет Всекитайского собрания народных представителей принял «Резолюцию о решительной борьбе с серьезными экономическими преступлениями», в соответствии с которой к концу года было арестовано более 30 000 человек[70]. Во многих случаях их единственным преступлением было получение прибыли или найм на работу более семи человек.