Капитализм в Америке: История

При этом они не смогли воспроизвести у себя закрытое британское общественное устройство: на их берегу Атлантики было слишком мало администраторов из метрополии и англиканских священнослужителей для того, чтобы навязать его местным уроженцам[49][50]. В Англии ремесленные гильдии и «гильдии искусств»[51] могли уничтожить любую новую идею. Они регулировали конкуренцию. Но в Америке они были слишком слабы для того, чтобы оказать существенное влияние на общество – не говоря уже о том, чтобы контролировать его. Колонисты исключительно дорожили своей независимостью. Они свыклись с ней и не желали с ней расставаться. «Они не испытывают привязанности к какому-то определенному месту, наоборот, тяга к смене мест, кажется, стала их второй натурой, – замечал современник. – Им свойственно постоянно воображать, что там, вдали, всегда есть земли получше тех, на которых они уже обосновались»[52].

Вместе с тем колонистам отчаянно не хватало изысканности. Сливки местного общества изо всех сил пытались подражать стилю жизни британских джентри, импортируя из метрополии мебель, дорогой фарфор, одежду и чай. Тяга же американцев к высшему образованию не имела себе равных во всем остальном мире – к 1800 г. в новой стране были основаны десятки университетов. В Англии к тому времени их было только два. 29 из 56 делегатов Первого континентального конгресса имели степени об окончании колледжа. Образованным американцам не приходилось стыдиться за свои знания ни перед кем в мире. Они изучали великие тексты, лежавшие в основе западной мысли, – античную классику, Библию и разнообразные комментарии к ней. Особенно тщательно они штудировали работы британских мыслителей, выделяя из них юристов уровня Уильяма Блэкстона[53] и философов вроде Джона Локка. Не обходили вниманием они и французских философов. Когда же они наконец дозрели до мысли создать новую страну, то создали самую впечатляющую Конституцию из тех, что видел мир.

Их Конституция обращается к самым насущным, «вечным» вопросам политической философии. Как обеспечить равновесие между благоразумием и широким народным представительством? Как сбалансировать права личности и волю большинства? Конституция обращалась и к новым проблемам, возникшим после распада старого, стабильного мироустройства: как удовлетворить и потребности коммерции, и требования власти народа? Как обеспечить незыблемость определенных постулатов в хаотично меняющемся мире?

Конституция превратила Соединенные Штаты в нечто уникальное в мировой истории – в зарождающееся демократическое общество, установившее строгие пределы того, что может себе позволить большинство[54]. Большинство не могло покуситься на право частной собственности, на право заниматься торговлей или иной коммерческой деятельностью, на право индивида сохранять плоды своего труда, включая труда умственного. Именно это – больше, чем что бы то ни было иное, – позволило твердо гарантировать будущее процветание Америки. Это было гораздо важнее, чем традиционные «естественные» экономические преимущества вроде обширных территорий и богатых запасов сырья. Это побуждало людей заниматься предпринимательством, не опасаясь того, что плоды их усилий могут отобрать или украсть. Отцам-основателям удалось создать прекрасную архитектуру Основного Закона, не уступала ей и проработка деталей. Отказавшись от внутренних тарифов (европейцы не могли избавиться от них до 1980-х гг.), американцы получили крупнейший в мире единый рынок. Это позволило создать промышленность огромных масштабов, при этом регионы страны могли специализироваться. Кроме того, Конституция распространила имущественные права на важнейшую отрасль – на мир идей[55].

С хлеба на воду

При всех своих преимуществах страна, рожденная Американской революцией, была в значительной степени сельскохозяйственной. Путешествуя по Америке в 1794–1796 гг., великий французский дипломат Талейран поражался ее отсталости. Америка «оставалась еще во младенчестве, если говорить о мануфактурном производстве: несколько литейных, несколько стекольных фабрик, кожевенных мануфактур, значительное число мелких и плохо оборудованных мастерских по производству кашемира [грубой шерстяной ткани], кое-где мастерские по выделке хлопка… все это свидетельствует о том, насколько жалкие усилия были предприняты до сих пор, чтобы обеспечить эту страну производством товаров повседневного спроса»[56].