В этих условиях реабилитация «белых» времён Гражданской войны, попытки представить их патриотами и героями (чем так усердно занимается, в частности, Никита Михалков) — это важная составная часть идеологического обеления и оправдания контрреволюционного переворота и кровавого ельцинского белогвардейского режима.
Когда с «новыми белыми» будет покончено и в России будет восстановлена народная власть, тогда может быть поставлен вопрос о том, были ли «старые белые» патриотами своей страны, лишь неправильно оценившими ход исторического развития. А пока задача заключается в окончательном идейном разгроме белогвардейщины и выкорчёвывании её остатков в общественном сознании, в показе преемственности «тех белых» и нынешних либеральных белогвардейцев. И позиция Ципко — самая мерзкая и реакционная (не зря он, страхуя себя) поспешил записать Путина в «скрытые белогвардейцы»).
По мнению Ципко, Путин шёл к власти, скрывая свои убеждения и демонстрируя перед Ельциным свои верноподданнические чувства:
«Там, где речь идёт о политике и власти, нет и речи не может быть о верности убеждениям и принципам. Политика у нас в России, а сейчас, как становится понятно, и во всём мире предполагает ставку на самый жёсткий прагматизм.
У нас и в советскую эпоху, и сейчас великие переломы осуществляют не бунтари, не оппозиционеры, а скрытые противники режима, которые до нужного момента умеют скрывать и свои мысли, и свои мировоззренческие пристрастия. Кстати, в этом отношении судьба и карьера Путина очень похожи на судьбу и карьеру Горбачёва. Если бы Горбачёв когда-то проговорился о своих симпатиях пражской весне, он бы и дня не просидел в партийном аппарате, тем более никогда бы не стал Генеральным секретарём ЦК КПСС. Если бы Путин начал вслух заявлять о своём российском патриотизме в гайдаровско-козыревскую эпоху, он вряд ли бы пробился даже на вершины питерской власти и стал бы закадычным другом Толяна.
В ельцинскую эпоху, как и в прежнюю коммунистическую, не идеи, не инициатива, а традиционная, абсолютно чиновничья лояльность, умение любой ценой выполнить приказ начальника, обеспечивали выживаемость и движение по служебной лестнице.
Конечно, только в эпоху революции возможны такие бешеные политические карьеры, которые, к примеру, сделал Путин. Но надо помнить, что наша демократическая революция с самого начала была окрашена в чиновничьи краски.
Разговоры о случайности воцарения Путина в Ореховой комнате Кремля — только для романтиков демократии или просто слепых. Неотвратимая логика бутафорной демократии неизбежно вела именно к нынешнему мягкому перевороту, который совершил Ельцин во имя сохранения своего режима и предотвращения случайностей. Ельцин оказался куда более ответственным и серьёзным политиком, чем предполагали его оппоненты. Что же касается Путина, то он стал наследником именно потому, что имел все необходимые качества, чтобы максимально приспособиться к условиям нашей аппаратной революции, к интересам и сдвигам в настроениях Бориса Ельцина».
Как и другие «недоумевающие», Ципко не понимает упорства Путина в деле подрыва влияния КПРФ и видит в этом происки тех, кто хотел бы усиления позиций «правых»:
«Я не думаю, что КПРФ в её нынешнем состоянии и в лице Геннадия Андреевича Зюганова является основным противником ключевым фигурам команды Путина. КПРФ в нашей политической системе обречена быть капитаном, который никогда не станет майором. Никакой опасности красного реванша в России нет. В красном реванше не заинтересовано даже руководство КПРФ. Всё говорит о том, что после ареста Михаила Ходорковского основным и очень серьёзным противником Путина и его силовиков стал СПС, то есть партия Анатолия Чубайса. И зубодробительная борьба между «ЕР» («Единой Россией») только усиливает позиции СПС. Может быть, последнего и добиваются организаторы и вдохновители предвыборной кампании 2003 года?».
Политолог Алексей Кива выражает недоумение уже самим названием своей статьи «Как понимать президента?». Его удивляет то, что Путин, имея поддержку большинства Государственной думы и высокий рейтинг среди населения, позволял правительству Михаила Касьянова проводить антинародную политику. Публицист слышит от многих вопрос: «А куда же смотрит президент?», и не знает, как на него ответить. И он в свою очередь задаётся вопросом: «Так как же помочь президенту?». Надо, оказывается, убеждать президента-государственника в том, что сформировавшийся в недрах дикого капитализма олигархически-криминальный режим сам по себе не сможет трансформироваться в общественный строй, близкий тому, что существует в цивилизованных странах. Народ верит только президенту. И если Путин не оправдает этого доверия народа, он войдёт в историю как президент «обманутых надежд».