Капитальный ремонт

Рабочее восстание испугало молодую финскую буржуазию, но удержать его она не могла. Великое дело было сделано. Русская революция, поддержанная финляндцами, заставила царя разжать пальцы, которыми он в течение нескольких лет сжимал горло финляндского народа. Царь, желавший распространить свое самодержавие на Финляндию, конституции которой клялись его предки и он сам, должен был признать не только изгнание с финляндской земли палачей бобриковцев и отмену всех своих незаконных указов, но и введение в Финляндии всеобщего и равного избирательного права [43]. В июле 1906 года Николай Второй был вынужден утвердить принятую сеймом новую конституцию Финляндии.

Но не прошло и четырех лет, как черносотенные бандиты Зимнего дворца и октябристские шулера III Думы начали новый поход против Финляндии. Уничтожение конституции, которою защищены права финляндцев от произвола русских самодержцев, уравнение Финляндии с прочей Россией в бесправии… вот цель этого похода… В лице демократической и свободной Финляндии царское правительство и его сподвижники хотят уничтожить последний след народных завоеваний 1905 года… Все благоприятствует разбойничьему предприятию… Западноевропейская буржуазия, некогда посылавшая царю адреса с просьбой оставить в покое Финляндию, не шевельнет пальцем о палец, чтобы остановить бандитов. Ведь ей только что поручились за честность и «конституционность» намерений царя те люди, которые в те времена призывали Европу осудить царскую политику в Финляндии. Именующие себя «представителями русской интеллигенции» и «представителями русского народа», кадетские вожди торжественно заверили европейскую буржуазию, что они, а вместе с ними и народ русский — солидарны с царем [44].

Предательство свершилось. В марте 1910 года Столыпин смог провести в Государственной думе законопроект, который по существу отменял все завоеванные финским народом права и одновременно восстанавливал этот народ против царя и его министров. И даже «План операций Морских сил Балтийского моря на случай Европейской войны на 1914 год» тревожно сообщал для сведения штабов и старших морских начальников: «Политическая обстановка в Финляндии сохраняет прежний отрицательный характер. Возможность во время Европейской войны восстания в Финляндии нисколько не умалилась, но есть основания предполагать, что она более чем вероятна. Это положение усложняется установившейся в последнее время связью финских враждебных нам организаций с эстляндскими, родственными финнам по языку и происхождению».

Вот этой своей стороной и выказывала свое лицо Тишенинову Финляндия. В глазах большевика-агитатора именно такой она и была. Только поэтому здесь (невероятно в условиях Российской империи) могли происходить партийные конференции, совещания, встречи, здесь, в Выборге, могла печататься газета «Пролетарий», центральный орган большевиков. Здесь передавались в надежные руки привезенные из-за границы лондонские и женевские брошюры, номера «Искры», поручения Ленина. Здесь не раз находил приют и сам Ленин — в Куоккале, в Выборге, в Стирсуддене, в Таммерфорсе, в Або, в Котке, в самом Гельсингфорсе и в его предместье Огельбю… Не раз суровая эта и честная страна спасала его от охранки, сама не зная, не имея еще возможности знать, что с этим человеком спасает она судьбу не только русской революции, но и далекие судьбы планеты. Здесь по неокрепшему декабрьскому льду прошел он над зеленой балтийской водой, уходя в эмиграцию, и лед потрескивал под смелой его поступью, и судьба человечества висела на волоске, — но не выдала Балтика Ленина ни царской охранке, ни холодной подледной смерти.

Думая об этом, Тишенинов смотрел на мелькавший в окне пейзаж уже не с тем жадным вниманием, как раньше. Слева снова блеснула в глаза так поразившая его недавно гладь залива, справа хмуро тянулся хвойный лес.

Море и Финляндия… Две стороны его будущей жизни.

Он вспомнил друзей по заводу Лесснера, рабочих-большевиков, путиловцев, с которыми был ранее связан, студентов одной с ним партийной веры. Теперь надо искать других — матросов. Может быть (один шанс на тысячу!), кого-либо из офицеров. Появятся друзья-финны. Это люди крепкие, боевые, смелые, стоит вспомнить девятьсот пятый год, стачку в Або, в Гельсингфорсе. Сам он был тогда еще пареньком, но дядя, брат матери, железнодорожник, привозил из Финляндии рассказы, которые, возможно, и определили путь его, Егора… Темное и светлое будущее стояло перед ним, заслоняя темный и светлый лес. Темное — по решительной неизвестности: что и как будет. Светлое — по ясности мысли, освещающей будущее, как и что надо делать. Темный косматый лес сменялся солнечными полянами. Темные нависшие скалы — справа, светлый, сияющий простор залива в просеках леса — слева.