Капитальный ремонт

Суд шел своей тяжкой поступью. Он говорил тусклым языком книги XVI Свода морских постановлений. Он шелестел листами дознания, листами показаний. Он блистал погонами и титулами судей, штыками конвоя и холодным сиянием военного закона. Форменки матросов промокли от пота, горла пересохли, и все яснее вставал смысл приговора, размеренно читаемого бароном Гедройцем.

— «…выслушав дело о нижних чинах линейного корабля „Генералиссимус граф Суворов-Рымникский“, обвиняемых по статьям 74 и 104 книги XVI Свода морских постановлений, в количестве 32 ниже поименованных нижних чинов…»

Имена, фамилии, губернии, волости… в браке состоит — не состоит… под судом ранее был — не был, наказание отбыл…

— «…признал виновным в том, что они 24 сего мая 1914 года, согласившись между собой противиться распоряжениям начальства о наложении на них дисциплинарного взыскания за появление на верхней палубе одетыми не по форме, стоя во фронте в числе более восьми человек, заявили сначала унтер-офицеру первой статьи Хлебникову, затем вахтенному начальнику лейтенанту Греве и, наконец, старшему офицеру капитану второго ранга Шиянову, что требуют снятия взыскания и немедленного выхода наверх командира корабля для разбора их претензии, совершив этим проступок, предусмотренный статьями…»

— «…При этом суд признал, что вышеописанное противодействие распоряжениям начальства могло иметь вредные для службы последствия, и установил, что в ответ на приказание старшего офицера разойтись кочегар 2-й статьи Езофатов призвал нижних чинов к открытому бунту, выкрикнув: „Бить вас надо, драконов“, — и подстрекал остальных к избиению старшего офицера. Суд установил, что кочегарный унтер-офицер второй статьи Вайлис, забыв налагаемые на него званием обязанности, не только не содействовал начальству в подавлении бунта, но, напротив, замахнулся на старшего офицера с намерением начать избиение. Остальные вышепоименованные нижние чины, несмотря на повторную команду „смирно“ и увещания капитана второго ранга Шиянова и лейтенанта Греве, вышли из фронта и столпились вокруг старшего офицера…»

На мостиках трепещут семафорные флажки. Короткие приказания, составленные ловко и непонятно для многих, летают с корабля на корабль, как чайки перед бурей — низко, быстро, касаясь острым крылом воды. Флаг-офицер адмирала, не садясь в каретку катера, а стоя на борту, как провинциальный брандмейстер, — лихо, гордо, с рукой на бедре, — третий раз промчал на миноносцы и дважды — на «Генералиссимус».

Миноносцы дымят и вздрагивают от проворачиваемых машин. В канцелярии «Генералиссимуса» старший баталер и старший писарь, злые от спешки и духоты, заканчивали писать пищевые и денежные аттестаты на двадцать восемь нижних чинов, списываемых с корабля согласно приказу по бригаде…

Юрий Ливитин заглянул в кают-компанию; она пустовала. На корабле происходило что-то необычайное, это было видно даже непосвященному глазу. Офицеры бродили по палубе, то и дело скрываясь в люках. Николай провел часа полтора в каюте мичмана Морозова и вышел оттуда, насвистывая. Юрий знал, что это означало у него сдерживаемое волнение и злость. Разговор с ним не клеился. После третьей томительной паузы Юрий обиделся:

— Мне интересно, при чем здесь я? У вас что-то происходит, а я виноват…