Капитальный ремонт

— Пожар в б…ке во время наводнения! — хихикнул Веткин. — Генмор вчера германский свод сигналов прислал, — удосужились наконец! — просит размножить для флота и вернуть для хранения как первоисточник… Имажине[31]? Адмирал будто приказал ответить, что на «Рюрике», кроме четырех писарей, ни одной скоропечатной типографской машины не имеется…

Ливитин усмехнулся.

Свод сигналов представлял огромную книгу более тысячи страниц, и действительно Генмор, спохватившийся накануне войны размножить его средствами штаба флота, был по меньшей мере смешон.

Но свод был каплей в море. Предвоенная горячка била петербургские штабы, перетрясая аккуратные папки планов, и то и дело роняла из них в историю отвратительные грешки благополучного «департамента побед и завоеваний».

Каждый час приносил новое изумляющее открытие. То обнаруживалось, что для целей разведки совсем нет годных миноносцев — их не строили уже девять лет — и только-только заложили нефтяные эсминцы, которые, как и новые дредноуты, еще не были готовы. Внезапно оказалось, что для «Новика» единственного быстроходного миноносца, способного дать хоть какую-нибудь разведку Балтийского моря, — нет в Гельсингфорсе запасов мазута, но зато мазутом можно захлебнуться в Либавском военном порту (который, как попутно выяснилось, наличными силами флота защищать невозможно и который по планам предполагалось взорвать при попытке немецкого флота к захвату). То комендант Выборгской крепости неожиданно предъявлял флоту вексель срока 1906 года, требуя высылки к нему для брандвахтенной службы кем-то когда-то обещанных (и в план занесенных) военных судов, которых не оказывалось в природе. То Генмор приказывал снять с флота всех офицеров-академиков для штабной работы, оставляя этим корабли без командиров и старших офицеров, и тогда командующий морскими силами, взвыв, шифрованно матерился.

Впрочем, шифра, в прямом значении этого слова, вообще не было: Генмор так и не поспел (а может быть, не догадался) составить гибкий радиокод, и оперативные распоряжения доверялись сомнительной тайнонепроницаемости цифровых сочетаний обыкновенной трехфлажной книги, в тысячах оттисков имевшейся на кораблях флота и в десятках — у военно-морских атташе иностранных держав. Для обмана последних к цифрам свода прибавляли условное число (задача для детей среднего возраста). Но и помимо откровенности такого шифра и неудобств арифметических выкладок, сама эта флотская библия — библия как по объему, так и по древности — мало была пригодна к переводу распространенных указаний из Петербурга и перечней недостатков в снабжении и в организации, обнаруженных в Гельсингфорсе. Она изобиловала бом-брамселями, пертами, русленями, гинце-квиверлеер-лапами и прочими вкусными терминами парусного флота, во времена которого была составлена; она с любовью археолога хранила в полутора тысячах своих страниц великолепные боевые приказания «таранить противника», «отнять ветер», «взять на абордаж» и не лишена была философической тяги к понятиям отвлеченным: «проявить раскаяние», «призываю благоволение божие», «вдохновение», «ликование, ликовать, ликующий». И хотя в 1912 году она была освежена специальной комиссией, внесшей в нее «аэроплан», «мину Уайтхеда», «революцию» («революционный», «революционер, — ры») и прочие понятия, накопившиеся к тому времени во флоте, тем не менее часто приходилось шифровать слово по отдельным буквам, тратя на каждую из них пять цифр соответствующего сочетания.