Капитан

– Сударыня, – попытался успокоить ее Коголен, – может быть, он все-таки еще жив…

– Тогда почему же ты плачешь? – сквозь слезы спросила Марион. – Говори! Что случилось? На! Держи вот этот кошелек и расскажи мне все, ничего не скрывая!

Коголен, не евший со вчерашнего дня, взял кошелек и решительным жестом швырнул его на подушки кареты.

– Пусть никто не посмеет сказать, сударыня, что я хоть чем-нибудь поживился на несчастье моего бедного шевалье! – гордо заявил преданный слуга.

– Ах! – воскликнула Марион. – Говорите же и не упускайте ни одной детали. Мне необходимо знать все.

Коголен коротко, но точно рассказал ей обо всем, что видел: о гостинице, окруженной людьми Кончини, об устроенном Лаффема пожаре, о последней схватке, о том, как отважный юноша, весь истерзанный, был брошен на лошадь и увезен в особняк маршала. Марион Делорм слушала, затаив дыхание. Едва Коголен закончил, как она метнулась в карету и крикнула кучеру:

– Поворачивай назад! Быстро!

Карета развернулась и вскоре остановилась перед особняком маркиза де Сен-Мара. Марион вбежала в свою комнату, уселась за стол и лихорадочно чиркнула на бумаге несколько слов:

«Я честно предупреждало Вас о своих капризах: иногда мне требуется свобода, хотя бы на несколько часов. Я Вас покидаю, дорогой друг, быть может, на день, а быть может, на более долгий срок. Что касается моей верности, клянусь Вам, у Вас не будет поводов упрекать меня. Ее пытайтесь меня найти, но будьте твердо уверены в том, что близко или далеко от Вас, Марион Делорм сдержит свое слово. До свидания, мой дорогой, надеюсь, до скорого, но может быть – прощайте навсегда.»

Красавица запечатала свое послание, позвала Лантерна и вручила ему письмо со словами:

– Передашь господину де Сен-Мару, когда он вернется. Но если ты хоть словечком обмолвишься о том, кого мы сегодня встретили на улице Сен-Мартен, я тебя выгоню! Если ты проговоришься, что я плакала, будешь бит. А если попытаешься меня вы следить, умрешь от кинжала. Теперь ступай!

Лантерн схватил письмо и исчез. Марион набила золотом и драгоценностями свою сумочку и отдала ее служанке.

– Следуй за мной, Аннетта! – приказала красавица, устремляясь на улицу.

– Куда мы идем, мадам? – поинтересовалась горничная.

– Я намерена на несколько дней переселиться в прежние свои апартаменты, в гостиницу «Три короля»… что напротив особняка Кончини! – ответила Марион.

В тот же день, когда происходили эти события на улице Сен-Мартен, часов в восемь вечера, Леонора Галигаи сидела в своей комнате напротив мужа. Супругов разделял маленький деревянный, инкрустированный серебром столик, на котором стоял светильник. В глазах Кончини горела всепожирающая ненависть, в глазах Леоноры сияло беспредельное обожание. Кончини мечтал прикончить Леонору, ей тоже легче было убить мужа, чем лишиться надежд на его любовь.

Наконец маршал заговорил:

– Вы хотели со мной побеседовать, Леонора. Я не откликался на ваш призыв три дня. Целый месяц я боялся встречаться с вами, опасаясь, что задушу вас сразу же, как только увижу. Нынче вечером мне показалось, что я владею собой, но на всякий случай я пришел без оружия. Берегитесь, Леонора, если бы я явился сюда с кинжалом, я бы вас наверняка заколол.

Леонора печально покачала головой.

– Вы спрашиваете, Леонора, что стало с теми двумя дворянами, которых вы посылали на улицу Барре той ночью, когда я арестовал герцога Ангулемского и… собирался увезти Жизель? – со вздохом продолжил маршал. – Где де Люкс и де Брэн? Спросите у Сены, быть может, она признается, где схоронила их тела.

Супруги сидели неподвижно. Их лица почти соприкасались. Кончини скрипнул зубами.

– Так вот, Леонора, ты настояла на этой встрече, – вновь заговорил он. – Чего ты от меня хочешь? Сперва ты отняла у меня Жизель – ту, которую я люблю больше всего на свете. Потом ты похитила у меня Капестана – того, кого я больше всего ненавижу. Ты поступила, как мой смертельный враг. Ты, видимо, забыла, чем является наш брак: союзом для завоевания власти. Мы же условились, что между нами и речи не может быть о любви, ни с моей, ни с твоей стороны. Я не испытывал к тебе ненависти, напротив, я восхищался твоим глубоким умом. Я доверился твоему честолюбию, ибо оно вдохновляло меня. С какой стати вздумалось тебе меня полюбить? Женщина молча слушала, как обожаемый ею человек говорил, что боготворит другую, а ее, Леонору, не полюбит никогда. Никогда. По лицу ее неиссякаемым потоком струились слезы.

– Что ты сделала с Жизелью? – после краткого молчания спросил Кончини. – Я люблю эту девушку – и я ее разыщу. Я чувствую, что ты ее не убила. Она тебе для чего-то нужна…

– Ты же обещала, что я встречусь с ней! – продолжал маршал, с ненавистью глядя на свою супругу. – Уж не за этим ли ты меня позвала? Проклятая! Ты видишь, как я страдаю, ты видишь, что я жить без нее не могу, ты видишь, что эта страсть сжигает меня, ты знаешь о моих бессонных ночах, Леонора, ты знаешь все, но тебе неведома жалость! В этом твоя сила! И убить я тебя не могу, раз она в твоей власти…

Теперь от бессильного отчаяния зарыдал Кончини.