Капитан

— Служу, как умею, — парировал Храбров. Присутствие капитана «Севастополя» спутало ему карты, но все равно требовалось закончить то, зачем он здесь появился. Помня события начала Русско-Японской войны, внезапное нападение японцев на Порт-Артур и то, как сильно они преуспели, следовало задвинуть гордость куда подальше и попытаться хоть что-то сделать, дабы предотвратить столь плачевные последствия. Храбров решил сразу же зайти с козырей. — Мой друг в Штабе все же считает, что японцы на нас нападут.

«Друга в Штабе» на самом деле не существовало, его Евгений придумал, решая, как выкручиваться из различных скользких ситуаций и показывая свое знание будущего. Получилось весьма удобно, тем более, репутация «капитана Императора» работала на него, многие верили, что у такого человека действительно есть секретный и прекрасно информированный человек в Главном Морском Штабе.

— А что Оскар Викторович? — лениво поинтересовался Чернышев.

— К сожалению, адмирал Старк, как и Наместник, этим сведениям не доверяет. Но мы-то с вами должны проявить бдительность и подготовиться к различным неприятностям. К примеру, никто не запретит вам ставить на ночь противоторпедные сети. Так ведь? Тем более, это не так уж и трудно.

— Бдительность — прекрасное качество, главное, чтобы оно было к месту, а не напоминало пальбу из главного калибра по воробьям, — усомнился Зацарённый. Человеком он был неглупым, но действия свои старался продумывать наперед и не рисковать.

— И когда сие нападение намечается? — витиевато поинтересовался Щенснович, отряхнув пепел с сигары в пепельницу и пройдясь по каюте.

— В конце января, самые оптимальные числа двадцать шестое, двадцать седьмое и двадцать восьмое. Вероятно, японцы подойдут ночью и постараются застать нас врасплох.

— Ха-ха, забавный анекдот, — рассмеялся Чернышев. — Ты идешь неверным курсом, Женя, Старку вряд ли понравится твоя авантюрная инициатива.

— Можешь передать ему, что я радею за дело, а не для себя, — резко ответил Храбров.

— Тише, господа, тише, — примирил их Григорович.

За следующие полчаса Храбров все же постарался убедить собравшихся и передать остальным о возможной опасности. Он не знал, насколько капитаны прониклись его идеями. Ясно, что Чернышев посчитал их глупым бредом, о котором будет полезно сообщить Старку, но трое других должны сделать хоть что-то!

Распрощавшись с командирами броненосцев, Храбров отправился на крейсер «Новик», где его ждал теплый прием. Кроме хозяина Эссена в каюте находились Руднев с «Варяга», Вирен с «Баяна» и командующий 1-м отрядом миноносцев Тихоокеанской эскадры Матусевич. С этими людьми Храбров чувствовал себя свободно, разговор протекал в конструктивном русле, хотя для достоверности легенды ему вновь пришлось упомянуть «друга из Штаба».

Особо толково повел себя умница Эссен, который не только задал ряд уточняющих вопросов, но сразу же начал обдумывать всевозможные идеи и контрмеры против японцев. Николай Оттович проникся важностью вопроса, он давно знал Храброва, видел в нем серьезного и основательного офицера, который не будет впустую «разводить пары». Матусевич же в свою очередь пообещал поговорить с командирами миноносцев.

Беседа продолжалась больше часа. Храбров сделал все, что можно и с чувством выполненного долга отправился к себе. На самом деле, даже доверительные отношения с Императором не позволяли ему менять некомпетентных адмиралов, давать ход перспективным проектам или продвигать полезных людей. Не мог он взять и перетрясти эскадру Тихого океана, подготовив ее к будущему нападению. У Наместника Алексеева и адмиралов имелись свои друзья и покровители не только в Адмиралтействе, но и среди членов Царской Семьи, так что с их мнением приходилось считаться. А мнение это было часто глупое, недалекое и тщеславное, основанное на собственной выгоде, а не общей задаче.

Капитан первого ранга физически не мог решать многие вопросы, Храброву приходилось хранить свою тайну, играть на чувствах, взывать к чести, попутно сражаясь с волокитой, бюрократизмом, ленью и казнокрадством, что давно и прочно стали неотъемлемой частью РИФа.

Ночь прошла спокойно, а утром, после поднятия флага, завтрака и молебна «Наследник» развел пары и торжественно отсалютовал положенными перед уходом «в дальнюю» семью выстрелами. С берега ответили, после чего крейсер вышел в море и оказался предоставлен самому себе.

Поднимающееся солнце било прямо в глаза. Свежий норд-ост мигом прополоскал тонкую шинель, выдувая остатки тепла. Разрезая волну, форштевень крейсера укутался белоснежной пеной. «Наследник» дымил трубами и шел бодро, на шестнадцати узлах[11]. Для него это был не предел, на перегоне из Кронштадта на Дальний Восток удалось установить рекорд в двадцать три узла, что являлось прекрасным результатом. Правда, в таком режиме больше часа судно идти не могло, да и расход угля превышал все мыслимые пределы.