Капитан

Посланник Павлов наконец-то начал проникаться опасностью положения, обещал связаться с Петербургом для получения дополнительных инструкций, но наотрез отказался покидать Сеул. Значит, дипломат сам выбрал свою судьбу. Хотя, даже при самом неблагоприятном развитии событий, вряд ли его, сотрудников консульства и сотню забайкальских казаков ждало что-то страшнее временного плена.

Вечером двадцать четвертого января Храбров пригласил в свою каюту Харитонова и трех вахтенных начальников.

— Мы можем крепко сесть на мель, господа, если не проявим бдительность, — начал он, внимательно оглядывая подчиненных. — С этой минуты вы должны вести непрерывное наблюдение за крейсером «Чиода», озадачив вахтенных офицеров и выделив дополнительных матросов из числа самых глазастых. О любом, повторяю, любом, маневре японцев вы незамедлительно обязаны доложить мне, невзирая день сейчас или глубокая ночь. Вам все понятно?

— Какова цель данного наблюдения? — за всех поинтересовался смелый и независимый лейтенант Горин, один из заводил кают-компании.

— По поведению «Чиоды» мы узнаем о начале войны и сумеем спасти наши корабли и наши жизни, — помедлив, ответил Храбров. Он мог бы просто сказать, что таков приказ, который не обсуждается, но все же решил немного прояснить ситуацию.

— При всем уважении, Евгений Петрович, вряд ли японцы решатся на войну без предварительно объявления. Так что время у нас будет, — нахмурился Дитц, происходящий из поволжских немцев. Было видно, что все они, за исключением одного лишь Харитонова, в душе посмеиваются над страхами своего командира.

— Я поставил приказ, ваша задача его выполнить, а обсуждать мои решения вы можете в кают-компании или по возвращении в Артур.

— Выполняйте, господа, — повысил голос старший офицер.

— Есть! Слушаюсь! Так точно! — один за другим отрапортовали вахтенные начальники, покидая каюту.

— Вот такие дела, Эраст, — резюмировал Храбров после того, как все вышли. Он взял карандаш и принялся задумчиво постукивать им по разложенной на столе карте Желтого моря.

— Ничего, когда твои опасения подтвердятся, они первыми прибегут каяться и просить прощение за свои насмешки. Офицеры у нас подобрались замечательные, им только нужно хотя бы раз увидеть тебя в настоящем деле, — поддержал друг.

Сутки прошли спокойно, японский крейсер оставался на якоре. Прекрасно владея английским и японскими языками, мичман Жилин сидел на радиостанции и прослушивал эфир, но порадовать пока ничем не мог. «Чиода» если и имела радиостанцию, сообщениями ни с кем не обменивалась, а английские и французские переговоры особого интереса не представляли, да и секретными данными они не делились. Тем более, радио только лишь начинало появляться на кораблях, им еще редко кто пользовался.

Храбров начал укладываться спать, когда в дверь резко постучали. Он открыл ее и увидел взволнованного вестового.

— Ваше высокоблагородие, лейтенант Дитц велел передать, что «Чиода» уходит, — почему-то шепотом отрапортовал Егорий. Матрос ничего не понимал, но сердцем чувствовал, что начинаются судьбоносные события.

— Продолжать вести наблюдение, я сейчас буду.

— Слушаюсь, — вестовой козырнул и убежал, гремя хромачами.

Храбров начал торопливо одеваться, успев посмотреть на часы. Стрелки показывали 23:52. Закончив туалет, он сразу же отправился в рубку, где находился пост вахтенного начальника.

Ночь была темной. Температура поднялась выше нуля. Тучи закрыли звезды, по броне стучали крупные холодные капли. Японцы выбрали идеальные условия для своего маневра.

— Едва не упустили япошат, господин капитан. «Чиода» ушла на самом малом ходу, без огней, считай на ощупь, вот же хитрецы! — радостно доложил лейтенант Дитц. — Вы были правы, Евгений Петрович, простите великодушно, что сомневался в ваших словах, — покаялся он.

— Пустяки, зла я не держу, — Храбров по привычке поднял бинокль, но в такую темень толку от него практически не было. — Поднимайте людей, Игорь Семенович, только тихо. И отправьте вельбот к «Корейцу», передайте Беляеву, что время настало, тот знает, что делать.

Со стороны «Наследник» и «Кореец» продолжали выглядеть, как и обычно, сонными и неподвижными, но в их трюмах, особенно в кочегарках, люди работали на совесть. Нерв двух военных кораблей натянулся, проснулись все без исключения, даже те, кого не будили. Напряжение разлилось по палубам, каютам и отсекам.

Через час, разведя пары, «Наследник» двинулся к выходу из бухты, в кильватере за ним держался «Кореец». Оба судна шли на самом тихом ходу, стараясь не выдать себя и не наскочить в темноте на мель. Оставив островок Идольми по левому борту корабли вышли в открытое море, прибавили ход и взяли курс строго на вест[18]. Плохо, что пришлось бросить «Сунгари», но тот не являлся военным судном, да и стоил недорого, так что цена за спасение военных кораблей выглядела вполне приемлемо. На войне, которая еще не началась, такую ситуацию описывали емко — «сопутствующие потери».