Взял Суворов и, выждав момент, открыл скрижаль, и, просто желая слегка замедлить, бросил в заходящую на нас с носа птицу руну умиротворения с водяной ведьмы. Это была моя единственная из оставшихся неиспользованных дальнобойных и без возможности дружественного огня. Твари носились так быстро, что даже из автомата в них попасть было практически нереально. Хотел просто снизить скорость полёта.
Не ожидая никакого эффекта, кинул руну умиротворения в пикирующую птицу со всадницей, намеревающейся бросить очередной увесистый дротик. Птица расправила крылья, включив полный реверс, сделала кобру, помогая мощными взмахами с торможением, а затем медленно-медленно пролетела на бреющем над нашим парусником, не поведя ни одним пером.
Птица отлично затормозила, а ремни в седле держали наездницу крепко и надежно. Поэтому порвались ремни, которые находились под брюхом, и сидение с вопящей тёткой пролетело сквозь парус, порвало такелаж и грохнуло перед кормовой надстройкой, стукнув наездницу головой о доски палубы и утопив гребень шлема в древесину, а затем сидение полетело дальше, а голова и шлем остались воткнутыми в палубу.
Я как раз вёл огонь из приоткрытой двери кормовой надстройки и едва успел отскочить. Сделав несколько кувырков по палубе, оно грохнуло в приоткрытую дверь, проломив доски рядом и заостряв в отверстии. Мне только оставалось сделать шаг вперёд и поднять звёздную кровь и руны с привязанного страховочными ремнями обезглавленного и поломанного тела.
Конкретно эта птица нам была уже не опасна. К летающей зверюге, оставшейся без седока, подлетели девки. Засверкали руны и зазвучали резкие команды, но птица крайне вальяжно развернулась в нашу сторону, проигнорировав все действия пилотесс. И мирно приземлилась на носовой надстройке. Скорее всего, ей дали команду нас атаковать, но ситуация полностью напоминала мою тупую шутку с Кархом. Взбодренная на самоубийственную атаку и разрушение нашего корабля, зверюга флегматично клюнула доску палубы носовой надстройки, немного поскребла когтистой лапой, а потом распушила перья, втянула шею и заснула.
Её пытались взбодрить, выпустив несколько стрел, но птица была крупная, и перья защищали не хуже брони. Ей было плевать на обстрел, а нежную голову она сунула под крыло и не собиралась просыпаться, держась когтями за крышу надстройки.
Никогда не унывающие морские разбойники, бегающие под щитами и как-то пытающиеся наладить управление кораблем под сыплющимися с неба стрелами, откровенно ржали, поглядывая в сторону мирно заснувшей у нас на носу громадины. Эта ситуация страшно бесила девок, и одна даже прилично подставилась, пытаясь взбодрить дрыхнущее животное. Пилотесса получила удар руны и ушла в сторону, превращаясь в точку, но оставшихся наездниц всё равно оставалось очень много.
Смотреть на руны летающей всадницы даже не думал, продолжая стрелять из Суворова. Пользовался своим старым, но патронов торговцы отсыпали для этого мира щедро. Оставалось только дать себе обещание, что потихонечку надо переходить на руны и учиться ими пользоваться, не запуская по всему кораблю электрические разряды и не глуша рыбу тоннами. Я тут уже достаточно отстрелял, пытаясь подловить летуний; возможно, и попал несколько раз, но и девки, и птицы — не из простых, поэтому наверняка могли выдержать некритическое ранение. Шторм мне это уже продемонстрировал со своей рукой, которую вовсе оторвало.
Попасть даже не в маневрирующую, а дергающуюся в полёте и идущую по ломаной и непредсказуемой траектории птицу очень непросто. Я дернул Склизкую, выцеливающую и ведущую зенитный огонь из Дефендера:
— Прекратите огонь! — скомандовал я, отвлекая от развлекательного мероприятия и спросил. — Склизкая, а как ты бульбы пускаешь?
Меня явно не поняли, я пояснил:
— Можешь бульбы в воздухе сооружать?
И действительно, откуда моей рыбе знать о том, что есть такие грозные слова, как турбулентность, воздушная яма и взрывная декомпрессия. На Претории даже десятилетние дети об этом не спрашивают, потому что знают эти слова с пяти лет, а тут, конечно, надо объяснять, но потом. Рыбообразная осознала задачу и сказала:
— Да, могу! Над кораблём, — и утвердительно закивала.
А я заорал, окликая главного кормчего:
— Шторм! Задраить люки!
Команду исполнили почти мгновенно, ничего не спрашивая, а я крикнул:
— Склизкая! Бульбы!
Я опасался, что помимо воздуха заденет и воду. Корабль шёл на полном ходу и вряд ли утонет, но наверняка нырнёт, как уже делал парусник Вельда. Подруга махнула рукой, но ничего не произошло, зато несколько стрел, обычно не пробивавших фальшборт, вышли остриями с другой стороны досок почти на две ладони. Симбионт перекинул мыслеобраз, что стрела теряет свою инерцию при трении о воздух, а начальные параметры остались без изменений. Это значит, что или лучницы приблизились, или значительно уменьшилось сопротивление воздуха.