Капитан 'Аль-Джезаира'

Много раз водил он свой корабль курсом, которым следует и ныне, и каждый раз, снова и снова, у него слегка сосало под ложечкой от страха. Нет, синьор Чивоне вовсе не был трусом, и тот, кто заподозрил бы его в этом, совершил бы большую ошибку, однако Средиземное море, одно из самых красивых на земле, было одновременно и одним из опаснейших. Не из-за природного его коварства; не потому, что время от времени взметывалось оно до небес могучими штормами, так что бешеные волны грозили гибелью кораблям; и не потому, что бесчисленные мели, скалы и рифы делали опасным прибрежное плавание. Со всем этим он умел управляться, ибо моряком был опытным. Нет, не это тревожило его, а владевшие этим морем люди. С весны до самой осени любое плавание по Средиземному морю было предприятием крайне рискованным, своего рода лотереей. Никто не знал, не закончится ли путешествие смертью или неволей. Хозяйничали на море не европейские прибрежные страны - Франция, Испания или итальянские княжества, а североафриканские властители, турецкие вассалы: алжирский дей, тунисский паша, паша триполитанский. На своих пиратских кораблях они пускались в погоню за каждым парусником, чье государство не откупилось своевременно от корсаров ежегодной огромной данью. Генуя уже несколько лет считалась частью Французской империи, и ее корабли пользовались, стало быть, такой же защитой, как и все прочие французские купеческие суда. Однако вчера еще казавшееся незыблемым могущество императора резко пошатнулось под ударами русского фельдмаршала Кутузова. Корсиканцу приходилось напрягать все силы, чтобы подавлять возникающие повсюду волнения. Средиземное море моментально утратило для него свое значение.

"Обстановочка для корсаров самая подходящая..." - подумал Чивоне и сердито сплюнул.

Рафаэла Парвизи взяла маленького Ливио на руки. Только что оживленно болтавший малыш задремал. Во сне он улыбался. Луиджи Парвизи ласково посмотрел на своих самых близких и преданных людей. На коленях он держал тонкую доску с приколотой бумагой для рисования.

Капитан подошел поближе к Парвизи и, не замеченный им, заглянул через плечо:

- Великолепно, синьор Парвизи! Вы настоящий художник.

- Вы находите? - с улыбкой ответил Луиджи, оборачиваясь к капитану.

- Вполне серьезно! Я, правда, слабо разбираюсь в искусстве, но мне кажется, что нарисовать такую картину может только истинный художник.

- Не хотите ли, как обычно, немного посидеть с нами? - пригласила старого моряка синьора Парвизи. - Все равно уже сумерки, так что мужу моему придется отложить свой грифель в сторонку. Мы были бы рады провести часок в вашем обществе.

- Благодарю вас, вы предугадали мое желание.

Чивоне придвинул стул, на котором до этого сидел маленький Ливио, достал трубку и смущенно повертел ее в руке. Ему очень хотелось курить, и он собирался попросить у синьоры разрешения, однако она, не дожидаясь его слов, показала жестом, что ничего против не имеет.

Луиджи вытащил из-под готового рисунка чистый лист бумаги. Быстрыми четкими штрихами он изобразил на нем спящего мальчика. Это был всего лишь набросок. Утром он его закончит.

Прошло несколько минут. Капитан Чивоне набил тем временем трубку, раскурил ее и выпустил первое облако ароматного дыма. Луиджи отложил в сторону свои рисовальные принадлежности.

- Я хотел бы попросить вас кое о чем, синьор капитан, - начал разговор Парвизи.

- Слушаю вас. Если смогу, охотно исполню.

- Не могли бы вы завтра выбрать свободный часок и немного попозировать мне? Мне очень хотелось бы выразить вам этой картиной нашу благодарность за прекрасные дни, проведенные на "Астре".

- Это звучит так, будто вы у меня в долгу. Совсем напротив, синьор Парвизи. Это я должен благодарить вас за те несколько приятных вечеров, что вы и ваша милая семья подарили мне. Я всегда стараюсь предоставить пассажирам моего судна все, какие только возможно, удобства. Меня удручает только, что сам-то я не очень хороший собеседник, и я прошу вас и синьору быть снисходительными ко мне. Что же касается вашей просьбы, то я, разумеется, охотно исполню ее. Извините, если я скажу не очень ловко, но меня удивляет: ведь вы - купец, и в то же время - художник? Это кажется мне довольно необычным.

Парвизи не ответил, и капитан поспешил перевести разговор на другую тему:

- Если ничего не помешает, завтра вечером будем в Малаге.

- Так скоро? Это меня радует. Однако я должен еще вам ответить. После выполнения ежедневных обязанностей любому человеку нужно как-то разнообразить свою жизнь, разрядиться, так сказать. Одни ищут и находят эту разрядку в разных забавах и развлечениях, другие - в общении с природой, третьи зарываются в книги. Я же беру бумагу и грифель, и я счастлив.

- И другим доставляете своим искусством большую радость.

По лицу Парвизи пробежала легкая тень.

- В общем - да, - сказал он. - Лишь однажды мой скромный талант стал причиной озлобления и раздора.

- Вы разбудили мое любопытство.

- И мое тоже, дорогой, - удивленно подняла глаза на мужа Рафаэла. - Мне с трудом верится, что талант к рисованию может вызвать чью-то злобу.