Капитан «Аль-Джезаира»

— Ахмед? — удивленно произнес Омар, увидев вдруг своего черного друга в объятиях другого негра. Ахмед тут же выскользнул из рук Селима и поспешил за остальными, исполнять приказ Омара.

Замешательство с обеих сторон быстро прошло. Люди повиновались воле капитанов.

Омар подошел к Луиджи Парвизи. Он узнал человека, так восхищавшегося некогда в Алжире его фрегатом.

— Ты мой… отец?

Как мягко, как бережно произнес он это слово — отец. Такое непривычное, такое неокрепшее еще в его сознании, будто нежное растеньице, боящееся любого сквозняка.

— Ты — мой сын? Сын, которого я считал мертвым?

Луиджи Парвизи сорвал с головы сына тюрбан, вытер с его лица пот и пороховую гарь, отступил немного, разглядывая это внезапно обретенное свое второе "я", и вдруг стремительно притянул его к себе.

— Ливио!

Радость, благодарность судьбе, избавление от столь долго гнетущей его тяжести слышались в этом слове.

Луиджи Парвизи плакал.

— Сколько лет я искал тебя, Ливио, сколько долгих лет! И вот то, что не удалось мне как Эль-Франси, удалось теперь — в роли охотника на корсаров. Благодарю тебя, Боже!

— Эль-Франси? Ты мой отец и ты же — Эль-Франси?

— Я был им, Ливио. Ты слышал о нем?

— Я мечтал стать таким, как Эль-Франси и его верный Селим!

— Вон он стоит, мой верный друг. Подойди к нам, Селим!

Негр с радостью обнял Ливио.

— Отец, отец! — ликовал молодой корсарский капитан. — Наконец-то у меня и вправду есть отец! До сих пор я называл иной раз этим именем моего друга Бенедетто.

— Ты застрелил его! — скорбно произнес Луиджи.

— Нет, нет, этого не может быть! Скажи, что это неправда, отец! Скажи же! — умолял Ливио.

— Скорее, может мы сумеем еще помочь ему, спасти!

Отец и сын склонились над старым итальянцем.

— Слава Богу, он жив, только потерял сознание, — успокоил Луиджи перепуганного сына. — Пуля раздробила ему плечо. У него высохнет рука, как моя после выстрела Мустафы.

— Я знаю о твоей схватке с советником дея.

— А его ты тоже знал, сынок?

— Он способствовал моему возвышению в ранг корсарского капитана.

— Боже, как все переплелось! Однако оставим это. Теперь мы снова вместе! Доктор Ферлани! — позвал Луиджи.

Доктор явился не сразу. У него было много работы.

— Что с вами, синьор Парвизи? — спросил, задыхаясь от бега.

— Наконец-то, доктор. Со мной все в порядке, но вот этого раненого я поручаю вашим особым заботам и уходу. Это мой старый слуга Бенедетто Мецци. Заштопайте его как следует, дружище! Так, теперь осталось еще кое-что. Энрико, подойди сюда!

Молодой капитан фрегата Парвизи, распоряжавшийся меж тем на палубе, явился на зов хозяина.

— Друзья! — сказал Луиджи, указывая на предводителя корсаров. — Я представляю вам грозного корсара Омара, моего, считавшегося мертвым сына Ливио!

— Ваш сын, синьор Парвизи? — изумился врач.

— Примите мое глубокое уважение, Омар… Извините — синьор Парвизи. Вы настоящий мастер мореходного искусства, — ответил поклоном противнику молодой итальянский капитан.

— Да и вы, мой двойник, не хуже, — рассмеялся Омар. — Не обрети я столь неожиданно отца, не дожить бы одному из нас до сегодняшнего вечера. Двоим одинаково сильным и искусным мужчинам тесно даже в огромном море. Перейдемте-ка, однако, теперь все на настоящий «Аль-Джезаир». Я должен представить вас моему экипажу.

Прежде чем пойти, Луиджи прошептал что-то на ухо одному из своих людей. Ливио не понял его слов.

— «Аль-Джезаир» сильно поврежден, — сказал он отцу и другим спутникам.

— Да, сынок, сильнее, чем моя «Генуя».

— «Генуя»?

— Да, «Генуя»! Смотри!

Ливио был поражен: фрегат, только что ходивший под корсарским флагом, поднял флаги Сардинии и Генуи! Люди на баке крепили поверх слова «Аль-Джезаир» большую доску с настоящим именем корабля — «Генуя».

Кисмет, судьба, воля Аллаха! Против нее не пойдешь, надо примириться с ней и принять все как должное. Такие и подобные им мысли мелькали у корсаров, когда сам их реис сообщил им, какой неожиданный оборот приняли события.

Потом Ливио с отцом, Энрико и друзьями детства спустился в свою прокопченную пороховым дымом каюту.

— Ну а что же дальше? — спросил он.

— Никто, кроме тебя и моего бравого Энрико Торцци, не сможет довести наши дырявые посудины до гавани. «Генуя» ведь тоже сильно пострадала. О том, что ты больше не корсар, не стоит и говорить.

— Но охотник на корсаров, отец, как и ты! Я обещал Бенедетто, что после победы над ложным «Аль-Джезаиром» порву с деем и стану сражаться против корсаров. Большая часть моих людей пойдет за мной в огонь и в воду. Они ненавидят дея.

— Охотник на корсаров? Ты хочешь стать им, Ливио, мой мальчик? Этот день — счастливейший во всей моей жизни. Мой сын не стал ни арабом, ни турком, он — итальянец, как и я и все мои друзья. Благодарю, благодарю, бесконечно благодарю тебя, о Боже!

Луиджи снова притянул к себе сына и поцеловал его.

— Мы вместе будем сражаться против турок! — радовался Ливио.