КАПИТАН БИФХАРТ: БИОГРАФИЯ

В 1956 г. из Сан-Диего в Ланкастер переехал парень сицилийско-греческого происхождения по имени Фрэнк Заппа — он был всего на несколько недель старше Влита. Его совсем не впечатляли удушающая жара и бескрайние горизонты своего нового места обитания. Семья Заппа уже несколько раз переезжала с места на место при жизни Фрэнка, но Ланкастер он считал одним из худших мест, где ему только приходилось жить. В конце концов Заппы поселились «на участке оштукатуренных домов. Оклахомские шабашники с машинами, умирающими во дворах. Вы знаете, как резко тормозят Шевроле и потом тарахтят на твоей лужайке.»[18]

Заппа был не по годам развит музыкально. Он уже активно действовал в Сан-Диего, с 14 лет играя на барабанах в The Ramblers, ритм-энд-блюзовой группе, специализировавшейся на раннем материале Литтл Ричарда. Параллельно он начал писать авангардные пьесы для оркестра, вдохновлённые Эдгаром Варезом. В Ланкастере он чувствовал себя форменным образом на мели, как позже рассказывал Майклу Грею: «Для меня жить в таком месте, как Ланкастер было неплохо, но эта жизнь разбивала все надежды. Потому что всё происходило в Лос-Анджелесе, до которого было 80 миль. Можете представить, каково это — знать, что там есть всё, но это за 80 миль! То есть, так близко и всё же так далеко.»[19]

Заппа и Влит встречались в школе и обнаружили, что у них родственные вкусы в музыке. Они собирались дома у Заппы, а потом ездили по улицам во влитовском «Олдсмобиле» цвета морской волны с терракотовой головой оборотня, собственноручно изготовленной Влитом, на рулевом колесе. По словам Заппы, они занимались бесплодными поисками — «искали дырку — в Ланкастере!»[20]

Влит просил Заппу повернуть обратно домой, и там они слушали пластинки, иной раз засиживаясь до утра и прогуливая школу. Два друга были одержимы любовью к (почти исключительно) чёрной музыке. Их вкусы простирались от ду-уоп-групп типа The Spaniels и The Orchids до Лайтнин-Слима и Слима Харпо, Кларенса «Пасти» Брауна, Джонни «Гитары» Уотсона и чикагского блюза Мадди Уотерса и Хаулин-Вулфа (что, кстати, опровергает утверждение Влита, что он якобы никогда не слушал музыки до 23-х лет). Отец Влита Глен работал на развозном грузовике в булочной Хелма, и друзья во время затянувшихся посиделок часто залезали туда в поисках оставшихся ананасных плюшек.

Заппа считал, что Влит склонен к нарциссизму и вспоминал, что в молодости он одевался по последней моде мексиканских бандитов («пачуко») — «такой определённый стиль, которого нужно было придерживаться, чтобы выглядеть похоже на этих молодцов — хаки и ботинки с французскими носами».[21] Много лет спустя Влит вспоминал, что был на вечеринке, на которой было полно «метисов, серьёзных мексиканцев, клёвых лабухов, женщин в свитерах из ангорской шерсти с высокими причёсками.» Он принёс с собой какую-то необычную музыку. Это была «пластинка для обучения попугаев разговорам — ну, типа «попка, скажи привет». Мне она казалась весьма хиповой. Она была у меня с пяти лет. Я взял эту пластинку и запихнул её в кучу сорокапяток, но, конечно, она никому не понравилась!»[22]

Поскольку Дон был единственным ребёнком, это неизбежно делало его центром внимания всей семьи. Он признавался, что использовал это уникальное положение для достижения собственных целей. Рядом с Влитами жил ещё один его друг (и музыкант) — Джим Шервуд, который впоследствии играл на саксофоне с Заппой в «Матерях Изобретения». Он вспоминает одну из выдающихся способностей Влита: «Дон был довольно странный — ему всегда очень не хотелось заниматься какими-то делами, которые ему нужно было сделать. Помню, когда мы учились в школе, его мать пыталась заставить его убраться в своей комнате, а он выходил из себя и орал: «Не буду я убираться, я болею.» Он действительно мог покрываться сыпью, чтобы не нужно было ничего делать.»

С самого детства Влит страдал астмой и был склонен к аллергиям. Это навело Шервуда и Заппу на мысль сыграть с ним несколько мальчишеских шуток. Шервуд: «Дело было так — у него была аллергия на какой-то одеколон, и если он пользовался им, у него выступала сыпь. Мы дразнили его — говорили, что налили этого одеколона на переднее сиденье его машины, и он неделями не садился в неё. На самом деле мы ничего не наливали — просто дразнились.»

Менее аллергенные одеколоны становились полезными дезодорантами, когда двое друзей отправлялись в воскресные поездки в метрополис. «Мы с Доном ехали в Лос-Анджелес, тусовались в клубах и слушали разные группы. Мы заходили в аптеки, покупали одеколон и разбрызгивали его везде — нам же приходилось спать в машине, так что одеколон был нашим постоянным спутником. Я играл на губной гармошке, Дон тоже немного играл, и во время езды мы распевали всякие старые блюзы, которые когда-то слышали по радио. Но Дона тогда не особенно интересовала музыка и её исполнение. Он больше увлекался искусством и прочими подобными вещами.»