Капитан ближнего плавания

Сергей САРТАКОВ КАПИТАН БЛИЖНЕГО ПЛАВАНИЯ

Когда весь экипаж корабля состоит только из двух человек, дополнительные служебные обязанности между ними распределяются не по параграфам речного устава, а просто: делай все то, на что ты способен.

В ведомостях на получение заработной платы Василии Рум именовался старшиной катера, а Николай Полозов — мотористом. Но старшина катера — почему не капитан корабля? — одновременно был еще первым и вторым штурманом, рулевым, парикмахером и судовым врачом, а моторист — почему не главный механик? — совмещал обязанности третьего штурмана, боцмана, кока и библиотекаря. Разумеется, матросские вахты они оба несли на равных правах.

Водоизмещение корабля вернее было бы назвать «водовмещением». И определялось оно не тоннами, а примерно двумя десятками ведер, которые Полозову в течение своей вахты приходилось выливать из трюма за борт, окрашивая радужной нефтяной пленкой хрустально-светлые струи бурливого Сургута.

Конечно, в век реактивной и атомной техники было обидпо, очень обидно плавать на корабле, изготовленном еще в довоенные годы, с мотором, который постоянно чихает и задыхается, как простуженный старик, или открывает неровную пальбу, словно раненый пулеметчик. Но что поделаешь? Не на всякое судно можно поставить атомный двигатель. И не все подряд старенькие корабли, не доработав свой век до конца, должны быть уничтожены только лишь потому, что по Волге и Ангаре плавает несколько теплоходов на подводных крыльях, а могучие ракеты то и дело возносят в небесные выси искусственные спутники Земли. На рабочих собраниях директор сплавной конторы Андрей Федорович Понский, шепелявя и посвистывая в окошечко на нижней челюсти, где вылетел живой передний зуб, а вставить железный все времени не было, резонно напоминал:

— Вся техника, что еще может работать, должна работать. На всю свою силу! И даже сверх своих сил. Все имеющиеся у нас производственные мощности обязаны приносить максимальную пользу.

Это звучало довольно-таки замысловато, но суть директорских речей отлично понимали все, кто в сплавной конторе имел дело с «производственными мощностями». В применении к кораблю, которым командовал Василий Рум, это означало примерно следующее: если два года тому назад за навигацию было сработано, допустим, двенадцать тысяч тонно-километров, то в эту навигацию их должно быть сделано по меньшей мере шестнадцать тысяч.

Своим кораблем друзья владели уже третью навигацию и в общем добросовестно выполняли все требования, предъявляемые Понским к «производственным мощностям». Но против одного они всегда решительно восставали. Именно против самого термина «производственные мощность», содержавшего в себе, как ни верти, что-то очень тяжелое, железное. А их катер был явно живым существом, с определенным характером, со своими болезнями и капризами и, главное, прямо-таки с огромным умом, высокой честностью. Он мог хрипеть, задыхаться и вовсе останавливаться где придется, но ни разу он не подвел своих хозяев в опасном месте. А таких мест на Сургуте было хоть отбавляй. Пороги, шиверы, узкие и крутые перекаты, одиноко залегшие на быстринах острые камни…

Катер с незапамятных времен в инвентарной описи транспортных средств сплавной конторы значился под номером вторым. На борту белилами была выведена цифра «2», а в разговорной речи о нем отзывались лаконично — «двойка».

Вступая в командование кораблем, Василий Рум потребовал прежде всего, чтобы замазана была эта позорная цифра, а катеру присвоено собственное имя. Николай Полозов поддержал друга. Понский не стал противиться.

— Пожалуйста! Какое имя хотите дать ему? Вот прелестные названия: «Пифия», «Эсмеральда».

Понский был любителем мифологии, средневековья и женских имен. Рум и Полозов были сыновьями середины двадцатого века, а женские имена их мало еще привлекали.

— «Ракета»! — вдохновенно сказал Рум.

— «Спутник»! — с еще большим жаром добавил Полозов.

Понский развел руками:

— Братцы мои, вы только поглядите…

Да, вид корабля действительно мало соответствовал возвышенным наименованиям. А хотелось чего-то космического, атомного.

— Тогда пусть будет «Электрон», — сбавляя вдохновение в голосе наполовину, заявил Василий Рум.

«Электрон» был кораблем «ближнего плавания». Он не работал на сплаве, а обслуживал сплав. Формировали и выводили лес на фарватер другие катера, сильнее и новее. А «Электрону» поручалась только заброска на верхние плеса такелажа и продуктов для рабочих. Конечно, этого было оскорбительно мало. Хотелось большого, трудного плавания. И вообще хотелось бы встать за штурвал атомохода «Ленин». Но когда тебе в семнадцать лет целиком вверяют какой ни на есть корабль и три навигации подряд позволяют плавать на нем — уже скажи спасибо. А полюбить потом свое родное судно и вовсе не хитро.