Капитан Брамы (СИ)

— Правильно, — спокойно сказал ангел, — деревьев вы не видели. Но это потому, что я вел вас тайной тропой, дабы спрятать от лесных демонов. Вас было только двое, и лесные демоны разорвали бы вас на клочки. Но теперь вас много. Сокрушите их!

— Сокрушите лесных демонов! Пока они не привели сюда антихристовых слуг из захваченной сыном погибели церкви.

— Новый краснокутовский поп, — почти прошептал Василий. Ангел одобрительно мигнул и продолжил:

— Пусть земляные духи на деле покажут, как они приняли спасительную веру. Пусть докажут свою преданность. Когда-то они были неплохими воинами. Кто из демонов лесных покается, того оставь на оглашение. Остальных изгоните, или убейте.

— После того как сокрушите врагов Божьих — затворяйтесь. Ждите в затворе ровно полгода. Гроза Божьего гнева пройдет, и государь не замедлит явиться. Государь придет с моря. Как, пока тебе знать не надо.

Сказав это, ангел неслышно взмахнул крылами и растаял, как дым. Оставив после себя легкий, кисловатый запах. Отец Василий опять не успел расспросить ангела о том, как им быть с алексеевскими иеговистами. Виктор все рвался обращать их в истинную православную веру последних дней…

Иеромонах Василий медленно поднялся с пола в своей келье и сел на топчан. Призрачные, пустые, смутные мысли ни о чем роились в голове. Как всегда он испытывал душевную опустошенность после посещений ангела; онемение, оцепенение, полную прострацию.

Он тупо смотрел на горящую свечу. Пожалуй, только одна осознанная мысль шевельнулось в этот момент в голове: не забыть напомнить Виктору, насчет установки в его келье патрона.

Мысль бесследно истаяла. С ленивым рыбьим безразличием он смотрел на колеблющееся от подземных сквозняков пламя свечи.

Он знал, состояние опустошенности пройдет через пятнадцать, двадцать минут. И не просто пройдет, а сменится на нечто противоположное; на неестественную бодрость, на кипение мысли и бешеную работоспособность.

Слова ангела будут заново переосмыслены и приняты, как руководство к действию. И сегодня, в царской палате, а может и в самом катакомбном храме во имя апостола Иоанна Богослова, он соберет всех земляных духов и торжественно провозгласит — час священной войны настал.

«Боже, храни полярников»

Нас поселили на втором этаже. Комендант общежития — невысокая пожилая женщина, немного медлительная и малоразговорчивая — сообщила нам, что мы пока единственные его обитатели. Она же выдала нам матрасы и одеяла и показала крохотную комнатку, в которой нам предстояло жить.

Комнатка была прямоугольной формы. По длине комнатки, вдоль стен, стояли две кровати, между ними был узкий проход, настолько узкий, что мы с отцом Иваном едва в нем развернулись.

Комната оканчивалась самым обычным окном с давно нестиранными мутно-серыми занавесками. Под окном стояла небольшая тумбочка с полуоткрытой покосившейся дверцей. Возле тумбочки сиротливо скучал пустой банный таз. В тазу лежала дохлая муха.

На прощание малоразговорчивая комендантша вручила отцу Ивану ключи от обычных входных дверей и ключи от больших решетчатых ворот, что заграждали единственную лестницу на второй этаж. Об этих железных воротах комендантша почему-то беспокоилась более всего:

— Хлопцы, коли уходите, зачиняйте[8] браму. — Сказала она и несколько раз повторила, — зачиняйте браму, коли уходите не забывайте, зачиняйте браму.

При слове «Брама» я зябко повел плечами. Но тут же, вспомнил, что Брамой называют не только проходы в холмах, но и обычные ворота.

Комендантша ушла. А меня еще раз передернуло. На этот раз от холода. Внутри общежития было неправдоподобно холодно, как в ледяном доме.

— Я в сельсовет, за обогревателем, — сказал отец Иван, и я увидел, как со рта у него вышла струйка пара.

— Помочь?

— Не надо, я сам.

Отец Иван ушел, а я решил осмотреться. Первым делом поглядел в окно. Оно выходило на северную сторону здания (меня снова передернуло от холода); на безлюдный пустырь, плотно заросший могучими старыми деревьями и молодыми деревцами, хилыми, искривленными от нехватки солнца. За деревьями не было видно ничего, но я уже знал, что за пустырем находится небольшой одноэтажный клуб, где иногда устраиваются дискотеки и еще реже торжественные сельские собрания.

Сразу за нашим окном рос огромный и корявый от старости каштан. На его голых ветвях я заметил очень странные и большие серые наросты. Я даже не знал, что подумать; форма наростов казалась мне смутно знакомой.

Один из наростов пошевелился. На мгновение мигнул большой круглый глаз. До меня, наконец, дошло — да это же огромные ночные птицы, совы или филины. Я их не очень различаю. И сколько их, целая стая! Надо будет отцу Ивану показать, страшная глушь, — подумал я и вышел в коридор.

Несмотря на небольшие размеры здания коридор казался длинным и таинственным. Восточная его часть утопала в мягком и пыльном полумраке, а в западную часть (в эту сторону коридор оканчивался окном) били первые косые лучи клонящегося к закату солнца.