Капитан Брамы

– Понимаю, вы не воспринимаете деревья всерьез, – продолжил белый страж, – как и многое другое… Да будет вам известно, уважаемый служитель Кон-Аз-у… – Страж произнес очень длинное и красивое слово, которое, впрочем, словом можно назвать условно; причем уже «у» звучало как птичье «фью», а далее шла просто непередаваемая игра звуков, отдаленно напоминающая и птичье щебетание, и шелест леса.

– … Тот, которому Вы служите и поклоняетесь, – сказал страж, – мы и деревья знаем Его. Знаем дольше вас. Но не как Воскресшего, по-другому. Мы, конечно же, помним, что Кон-Аз-у… – (опять «птичье щебетание и шелест») – принял ваш облик и ходил по земле. Зачем он воплотился среди вас – нам непонятно. Но не наше дело судить дела Кон-Аз-у… Он Воскрес, и пути многих существ распрямились. Мы ждали, что вы споете нам о том, как это было. Но вы, вы объявили нас бесовской нечестью и уничтожили священные рощи! Вы назвали нас бесами, а это неправда. Те, кого ваш народ называет бесами, они нам также враги! А потом вы изобрели машины и убили много, очень много деревьев! Очень много! – Страж задохнулся, вся его фигура дрогнула, словно от сильной боли или гнева:

– Не будем об этом. Может, мы что-то не понимаем. Сам Кон-Аз-у… ходил среди вас. А вы не изменились! Вот почему нам было важно услышать вашу песню Ему.

Большой белый страж помолчал. Потом вдруг коротко всплеснул своими руками-ветвями (мне на мгновение почудилось, что это ветви, на которые налетел ветер):

– Прошу меня простить! Я не представился… Мое имя… нет, по-вашему, оно вряд ли произносимо. Зовите меня просто Белодрев. Капитан меня так зовет. Я не против. Ваши имена мне известны. Теперь познакомьтесь с моими друзьями.

Оставшиеся два стража приняли человеческий облик. Тот, что был в длинном пестром балахоне, подошел первым. Тут только я заметил, что у него пышная копна волос медного цвета, безбородое лицо с разными глазами. Один глаз был зеленый, второй небесно-голубой.

– Зовите меня… Пестрый, – сказал страж.

Третий страж был похож на Белодрева, только ростом чуть ниже. В темно-коричневом одеянии-саване, без капюшона. У третьего стража было вытянутое узкое лицо, обрамленное длинными каштановыми волосами, и небольшая аккуратная борода. Представился он совсем просто – Клен.

– От нашего друга Капитана, – с достоинством сказал Пестрый, – нам известна цель вашего похода. Мы поможем вам.

– Но обсудим это не здесь, – подхватил слова Пестрого Клен. – Здесь наше временное служилище. Мы наблюдаем за дорогой от Брамы. Поговорим лучше на Холме. Под Серебряными Деревьями. Там спокойней.

– Я и Клен покинем вас… до вечера, – сказал Белодрев.

– А я проведу вас на Холм, – сказал Пестрый.

Белодрев и Клен стремительно растворились среди деревьев. Пестрый спустился к реке и там, ожидая нас, что-то напевал и взбалтывал воду голыми ногами.

– Да уж, нет слов, – сказал отец Иван, словно очнувшись, – прости, Николай, за маловерие. Да, можно теперь я буду тебя называть Капитаном, как и эти, стражи?

– Отец Иван, о чем речь! – воскликнул Капитан-Николай. – Называй как тебе удобней.

– А почему именно Капитан? – спросил я Николая.

– Сам не знаю, – пожал плечами Николай. – Знаю только, что я у них Капитан Брамы. Видимо, смысл прояснится позже.

– Красиво: Капитан Брамы. Что ж, Николай, теперь ты для нас тоже Капитан Брамы.

– Кстати, это их удивительное щебетание, или слово… как там – Кон-Аз-фью и что-то такое далее – это они так Христа называют? – спросил отец Иван.

– Да, где-то так, – ответил Капитан, – с одной поправкой, того Христа, что ходил некогда по дорогам Палестины, они не знают. Если, конечно, я сам все это правильно понимаю.

– Ладно, – сказал отец Иван, – не будем показывать наше маловерие Пестрому, идем.

Закинув на плечи свои дорожные пожитки, спустились к реке. Увидев нас, Пестрый прекратил петь и весело прокричал:

– Смотрите, смотрите, вы привлекли своими молитвами даже реку. Обычно она у нас еще сонная в это время.

Река была неширокая, мелководная, чистая и прозрачная. Прямо над рекой струилось мягкое, женственное, голубоватое сияние. Я подумал, что это остатки тумана. Но это был не туман, это сияла сама вода! Я почувствовал нечто необычное: казалось, река смотрит на меня и знает обо мне. Возникло непреодолимое желание зайти в воду, омыть ноги, омыть лицо. Что мы тут же и сделали, снова сбросив с плеч рюкзаки. Пестрый не возражал, а был наоборот рад.

Вода в реке оказалась не ледяной, как я предполагал (все же еще апрель), а приятной и прохладной. Вода как будто проходила сквозь ноги, вымывая всю застоявшуюся муть изнутри. Волны чистоты поднимались от ступней ног выше и выше, пока не охватили все тело.

Я спросил об ощущениях отца Ивана и Капитана. Они примерно испытывали то же. Мы умылись и вышли из реки совершенно бодрыми. Тут же тронулись в путь. Пестрый повел нас вдоль берега реки, в северном направлении. Мы быстро шагали под сенью нескончаемого ряда плакучих ив. На том берегу реки так же шли ивы.