Капитан Быстрова

Он стоял, прислонившись к дубу, и силуэт его рослой, широкой в плечах фигуры отчетливо вырисовывался на багрово-рыжем фоне зарева.

— Мне совершенно ясно, — снова заговорил незнакомец, — что вы та, кого я жду, хотя условия встречи нами не выполнены. Я зря целый день учился пищать летучей мышью!.. Вася описал вас довольно подробно. Кроме того, нам сообщили о вас по радио… Мы искали вас в районе падения самолета. Немцы тоже искали, и мы очень мешали друг другу, — пошутил он. — Кстати, Козьма Потапович уже дома. От него требовали список неблагонадежных, а он сумел убедить коменданта, что таковых в Воробьеве нет, и его отпустили. Ваша тревога оказалась напрасной. Спокойно могли бы дождаться нас там.

— Кто знал. Я, кажется, опоздала?

— Больше чем на час… — Посланец Дяди кивнул в сторону зарева: — Жгут, подлецы… Каратели приехали…

— Ужас что делается, — грустно ответила Наташа. — Уму непостижимо. Сколько горя вокруг…

— Годы лихие!.. Кстати, почему вы выбрали для встречи такое странное место? Оно слишком отдалено от нашего лагеря.

— Я не знала, где ваш лагерь. А дубы эти приметные, не ошибешься. Сел близко нет. Спокойнее ждать… — Наташа взглянула на парня: — Идти-то далеко?

— Около двадцати километров. Но идти не придется. В километре отсюда Вася с лошадьми. Поедем верхом. Сможете?

— Очевидно, смогу. В детстве вместе с мальчишками иногда в ночное гоняла.

— Тогда все в порядке! — улыбнулся парень.

Он вытащил из-за дуба пакет, присел на корточки, бережно развернул бумагу, расстелив ее на земле.

— Что это? — спросила Наташа, не понимая, чем он занят.

— Вареная курица, хлеб, картошка в мундире, какао в термосе. Давайте ужинать!

— А вы живете неплохо!

— Когда как. Зимой было туговато. Мох и кору ели. Пухли. Сейчас снабжение налажено. Сбрасывают на грузовых парашютах. И воробьевский староста помогает… Прошу, — пригласил он Наташу. — Вы, наверно, очень проголодались. В лагере угостим вас как следует.

— Спасибо.

Наташа села рядом с молодым человеком и, оторвав куриную ножку, подала ему. Другую взяла себе.

— Вася мне рассказал, что вы базировались в Грузии. Я тот самый грузин, о котором вам говорил Вася. И по моей настоятельной просьбе Дядя послал меня, чтобы доставить вас в лагерь. Вы, конечно, расскажете мне о моей родине? Почти три года я ничего не знаю о ней.

— Я не спросила вашего имени…

— Здесь меня называют Боком…

— Бок? Это отдает чем-то немецким.

— Пожалуй! — развеселился парень. — Тут просто сократили мою фамилию…

Партизан закурил, осторожно чиркнув спичкой. Наташа впервые увидела его лицо, и оно поразило ее.

— Вы хорошо говорите по-русски.

— Я грузин, но русский язык знаю с детства. Отец учил нас… Так расскажите мне о моей родине.

— К сожалению, я знаю не всю Грузию…

— Я из Батумского района. Там неподалеку от Махинджаури есть село Реви…

Наташа тихо охнула.

— Что с вами? — обеспокоенно спросил Бок.

— Я знаю вас! Вы — Тенгиз Отарович Бокерия… Вот так встреча!..

— Да это я… — ничего не понимая, удивленно ответил партизан. — Откуда… откуда вы меня знаете?

— Я знала вашего брата Шакро…

— Знали? Он погиб? — перебил Наташу Тенгиз.

— Не волнуйтесь. Он жив и здоров… Шакро работал в госпитале, где я лежала. Он был моим лечащим врачом. Потом я почти месяц прожила в вашей семье в Реви. Шакро отправил меня к вашим родителям…

— И теперь вы его невеста или жена?

— Нет, его невеста Тамара. Тамара Георгиевна… Знаете ее?

— Студентка педагогического института?

— Сейчас она директор школы… Все ваши родные живы и здоровы. Мать, отец, Кето, Петре и Шакро Отарович… Все они, кроме матери, считают вас погибшим. Но веру матери поддерживают. Особенно Шакро… Как видите, материнское сердце не ошиблось. Боже, какое счастье для Ксении Афанасьевны!

— Я или сплю, или с ума сошел! Нет, нет, честное слово! В прошлом году я был тяжело ранен и в бреду видел своих родных, словно наяву… Так, может быть, и сейчас?

— Сейчас вы совершенно здоровы! Просто война свела нас.

Поужинав, Бок и Наташа, пересекли Мокрый Луг и, углубившись в лес, спустились в широкий овраг, где минут десять шли по его дну. Легкий волнистый туман седыми прядками вился над водой невидимого ручья. Пахло сыростью, грибами и прелью. Ранний рассвет уже начинал зеленеть на северо-востоке. Стволы и кроны деревьев вырисовывались все яснее. Где-то в гуще леса надрываясь кричал филин, подчеркивая своим криком предрассветную таинственность ночи.

Бок остановился и негромко свистнул. В ответ из густых кустов ольшаника раздался совсем тихий, но точно такой же свист.

— Васька с лошадьми, — пояснил Тенгиз.

Пробравшись сквозь сырые, окрапленные густой росою низкие кустарники, вышли на поляну. Здесь Вася растреноживал коней и подтягивал на седлах подпруги.

— Н-но! — взнуздывал он вороного коня, упрямо не желавшего разжать зубы. — Обожрался.

Увидев Бока и Наташу, парнишка не отказал себе в удовольствии попрекнуть их:

— Долго чего-то! — И, расплывшись в улыбке, протянул Наташе руку: — Здорово, гвардии капитанша! Вишь — за тобой…