Капитан Быстрова

— Хотел бы… Правда, потом мне будет тяжело молчать, но пока я предпочел бы беречь мать и семью. Неведение лучше. Оно оставляет надежду, а надежда подбадривает человека…

— Вы правы, — тихо сказала Наташа, обдумав слова доктора. — Ксению Афанасьевну надо беречь…

Бокерия нерешительно взглянул в скорбное лицо Быстровой.

— Простите, мне очень некогда… Надо идти… Много раненых.

— До свидания, Шакро!

Доктор крепко пожал Наташину руку.

51

То, о чем предположительно говорил генерал Головин, когда Наташу вывезли из немецкого тыла, сбылось в середине сентября. Полк, которым теперь командовал подполковник Станицын, после кровопролитных боев на Курской дуге был выделен в особую группу и переброшен на Кубань, вернее, несколько южнее и ближе к морю. В ту пору здесь развернулись сильные бои. Черноморский флот топил немецкие транспорты, самоходные баржи и катера, шнырявшие между Крымом и Таманским полуостровом. Летчикам Станицына вновь пришлось сражаться над водой. Бои гремели и над землей и над морем. Наши истребители сопровождали бомбардировщиков, охраняли боевые порядки войск на суше, прикрывали действия флота. Они героически бились с врагом над Темрюком и Таманью.

В первый же боевой вылет море, широко раскинувшееся под самолетом, с новой силой напомнило Наташе о Сазонове. Письма никак не могли заменить его самого. И встретиться с Игорем так хотелось! Увидеть его, поговорить. «Может быть, — думала Наташа, — он где-то здесь, совсем близко, рядом, и не знает, что я тоже тут, недалеко от тех мест, где началась наша дружба, где родилась наша любовь. Надо написать ему, намекнуть, где я, и спросить, где он».

Постоянные думы о Сазонове не только не мешали, наоборот, помогали Наташе драться с врагом. За полтора месяца она увеличила боевой счет. Теперь на ее машине красовалось шестнадцать звездочек, а на груди — второй орден Боевого Красного Знамени.

Сазонов так и не узнал, где Наташа, не понял, что она вновь летает над Черным морем. Она в свою очередь не могла понять, где базируются его корабли. Скупые номера полевых почт строго хранили военную тайну. А дивизион торпедных катеров, которым командовал Герой Советского Союза капитан второго ранга Игорь Константинович Сазонов, воевал как раз в тех местах, где сражались летчики Станицына, охраняя подступы к только что освобожденному Новороссийску.

Накануне выхода на очередное задание Сазонов получил письма от матери и Наташи. Он нетерпеливо сошел в свою каюту, надорвал конверт.

Мать писала:

«Спасибо, дорогой Игорек, что аккуратно сообщаешь о себе. Последнее твое письмо меня особенно порадовало. Я счастлива вместе с тобой. Горжусь сыном Героем Советского Союза! Значит, повоевал хорошо. Благодарю тебя, родной мой.

Тем не менее помни, что ты у меня один, и я обязательно хочу видеть тебя живым и невредимым. Понимаю, что вмешиваться в твои военные дела не смею, но очень прошу, думай о себе и не забывай меня. Не сердись, что так пишу…

Почему я всю жизнь гордилась твоим покойным отцом? Потому что он не был трусом и, как тебе известно, погиб геройской смертью. О его подвиге на Балтике писали газеты. С тех пор мы с тобой остались вдвоем…

По отцовской линии ты — четвертое поколение замечательных русских моряков. Прадед твой сражался в Севастополе под командованием адмирала Нахимова, дед воевал на флоте в русско-японскую войну, отец погиб на Балтике в первую мировую войну…

Присланную тобой фотографию храню. Только почему ни слова не написал, кто она, эта милая девушка? Может быть, невеста или жена? Обязательно напиши… Обо мне не беспокойся. У нас в Ташкенте стоит невероятная жара. Тянет обратно в родной Ленинград. При первой возможности вернусь туда.

Целую и обнимаю. Мама».

Сазонов закрыл глаза, улыбнулся, представив себе мать — старую, поседевшую, но, как всегда, бодрую, по-житейски мудрую и бесконечно дорогую…

Потом он прочел письмо Наташи.