Капитан Дикштейн

— Вас пьяницы такие же ждут, а у меня дети дома оставлены, — сказала общительная тетка.

Счастливый помрачнел, обвёл очередь взглядом, словно перебирал, с кем бы заговорить. Все смотрели куда-то мимо.

— Лю-юди… — выдавил парень злую усмешку, посмотрел на бутылки и, коротко размахнувшись, жахнул о стену сначала одну, потом вторую.

— А ну не хулиганить! — грозно сказал Игорь Иванович.

— Всё в порядке, батя, держи, — сказал парень и поставил рядом с его ботинками четыре больших бутылки. — Алик, давай твои! — И поставил ещё две. — Держи, папаша, сдашь, как положено, купишь, как положено… Нос не отморозь!

Парни размашисто зашагали прочь.

«В таких валенках, в бушлате ватном, — подумал Игорь Иванович, — и полдня простоять можно».

— Бери бутылки-то, бери… Ишь, раскидались, — сказала общительная женщина.

— Вот напьются, а потом нервы треплют и себе и людям, — сказала женщина с тремя бутылками.

— Посуду берёшь? — снова высунулся из воротника мужичок.

В душе Игоря Ивановича клубились змеи.

«Шесть штук по семнадцать… Больше рубля… Я их на место поставил, к порядку призвал, а теперь подбирать… Взять надо, но так, чтобы не уронить себя… Надо сетку достать… Больше рубля, это ещё три пива. Три да три, шесть бутылок пива, куда его столько, тут можно что-нибудь и посущественней…»

Если бы Игорь Иванович вот так еще минут десять — пятнадцать постоял около этих злосчастных бутылок, свыкся бы с ними, свыкся бы с мыслями о них, то скорее всего каким-нибудь естественным неторопливым жестом и переставил бы эти законные трофеи в свою сетку, но тут опять вывернулся тот, из воротника.

— Берёшь, нет? — И взял одну бутылку в руки словно для того, чтобы разглядеть, не обито ли горлышко, нет ли чего внутри. — А чего, нормальная бутылка. — И положил к себе в торбочку, специально для этого извлеченную из кармана. — Мне так очень даже сгодится.

Потом взял вторую бутылку и тоже для приличия стал её изучать.

Игорь Иванович пнул бутылку, стоявшую рядом, и та завертелась на утоптанном снегу.

— Наставят тут! — Игорь Иванович отступил в сторону.

— А мне в самый раз, — сказал мужичок и, уже не разглядывая каждую, собрал остальные и побежал за откинутой Игорем Ивановичем.

— Ишь, шустрый какой, — сказала женщина с тремя бутылками. — Тебе их дали, что ли?!

— Я товарища спросил, он не хочет, а мне в самый раз… Нормальные бутылки, — буркнул и утонул в поднятом воротнике.

Женщинам ничего не оставалось как обменяться осуждающими усмешками по поводу пронырливого мужичка.

На улице по-утреннему было холодно и пусто.

Игорь Иванович не только боялся холода, но и как бы даже опасался, что кто-нибудь эту боязнь заметит.

— Хорош морозец, — неожиданно и даже к общему удивлению произнес он, ни к кому не обращаясь, и замер, энергично перебирая пальцами ног в ботинках.

Знаменитый полярный исследователь, скорее всего Амундсен, утверждал, что холод, мороз — это единственное, к чему не может привыкнуть человек, и случись ему сейчас стоять рядом с Игорем Ивановичем и понимать по-русски, он непременно бы заинтересовался в высшей степени неожиданным для человека в кепке и легких ботиночках заявлением. В этой связи необходимо сделать ещё одно отступление, чтобы окончательно ввести наконец повествование в его фантастическое русло.

Город Кронштадт, разместившийся на плоском и низменном острове Котлине, следует признать местом, благоприятным для разыгрывания фантастических историй наряду с Загорском и Гатчиной. И то сказать, что никто не удивляется, читая в официальных описаниях событий, происходивших на этом острове, загадочные с точки зрения повседневного сознания сведения.

С достоверностью известно, что в сентябрьском вооруженном восстании 1905 года участвовали 3 тысячи матросов и полторы тысячи солдат, а при подавлении стихийного революционного выступления было арестовано 4 тысячи матросов и 800 солдат, из коих 10 человек отправились на каторгу, а 67 угодили в тюрьму.