– А что – «техническая революция»? Человек с техникой всегда дружил. Он ее вперед подгонял, а она его вытягивала то из одной беды, то из другой. Когда человек первый раз дубиной зверя прикончил – вот тебе и техническая революция. Человек должен был тому зверю на обед достаться. А вышло наоборот. А почему… Потому что – дубина. Дубина – тоже техника. А когда первый раз огонь разожгли, колесо придумали, лук сообразили и стрелу к нему с наконечником приладили… Все это, брат, техническая революция. Только газет тогда не было, писать не умели и трескучими словами друг дружку не тешили. Если хочешь, и паровоз, лампочка электрическая, телефон, репродуктор – тоже техническая революция. А потом уже и кибернетика, и прочие чудеса.
– И все же кибернетика – это удивительно, дядя Вася.
– Конечно, удивительно, – согласился с ним Скиба. – Вот тезка мой, Василий Прохорович, всю жизнь на плазе проработал. Ох и наползался же он по этому плазу. По всем законам должны бы у него на коленках копыта вырасти. И до самой пенсии работал без ошибочки. Иной раз, чтоб только одну секцию рассчитать, неделю ползать приходилось. Тысячи цифр в тетрадку записать. А вчера мне мастер первого цеха сказывал, что наш информационно-вычислительный центр научился эту работу делать. Заложат в машину ленту с дырками, нажмут кнопку. Она, эта машина, поморгает, поморгает, побормочет чего-то несколько секунд и выплюнет все цифры. Те цифры, из-за которых тезка мой всю жизнь на коленях по плазу проползал. Или вот, помню, время было, когда корабли не сваривали, а клепали. Горы заклепок вгоняли в корпус. Теперь варим вот, из отдельных секций. Пройдет время – и станем из крупных блоков складывать. Шесть блоков – и корабль. Садись и плыви хоть на край света. Все это очень просто, Гриша. Умнее человек становится, все больше технику постигает. Прежде с покраской сколько работы было? Бог ты мой, до чего же нудная работенка была. И дорого стоило, и почти каждый год надо эту краску освежать. А теперь где она – та краска. Везде пластик. По полу пластик, на потолке пластик. На стенах тоже пластик. Двери – и те пластиком обклеены. Приволокли ее из цеха, дверь эту, нацепили, обтерли тряпочкой, и блестит она, как зеркало. Техника, Гриць. Техника и наука.
Григорий посмотрел на бригадира с добродушной улыбкой. Ему все же очень хотелось сбить его, столкнуть в кювет с ровной дороги.
– А про Галактику слыхал?
– Позавчера по телевизору лекция была. Интересно.
– А представить можешь?
– Большая. Много звезд. Светят по ночам.
– Ладно. А про квазары слыхал?
– Чего не знаю, того не знаю. Это что же за зверь?
– Квази – звезда.
– Звезда – понятно, а квази?.. Что такое?
– Квази – это что-то вроде чего-то. В общем, похоже, а не то.
– Понятно.
– Да никому это не понятно, дядя Вася. Это такая махина, представить невозможно. Там все на миллиарды меряется. Объем – миллиарды кубических километров. Вес… Там царство тяжести. От этой тяжести он, квазар, сам по себе проваливается, как в прорву.
– Скажи пожалуйста!
– Песчинка с маковое зернышко миллиард миллиардов тонн весит.
– Ничего себе маковое зернышко.
– Но самое главное – энергия. Знаешь, сколько он этой энергии в космос прет? Больше чем сто миллионов наших солнц, вместе взятых.
– Здорово его, значит, раскочегарило, – спокойно произнес Василий Платонович.
– А что, если эту махину придумал какой-нибудь мозговичок из неземной цивилизации? Придумал и запузырил в космос. А заодно и нашу Галактику в сто пятьдесят миллиардов звезд.
– Ну, вот и до боженьки докатились, – улыбнулся Скиба. – Ладно, бог с ним, с мозговичком, а вот про все прочее откуда ты проведал?
– В книжке прочитал.
– Ну а тот, который книжку писал, откуда проведал?
– Ученые докопались. Поработали и докопались.
– Вот видишь – «поработали». Чтоб узнать про все, тоже, значит, работать надо. Выходит, все на работе держится. И мастерство, и наука. Наука, брат, она все вперед движет. А только науку ведь мы создали, трудяги. И работает она для нас по закону самой обыкновенной благодарности. Вот как, милый Гриць. – Он посмотрел на часы и поднялся. – Пошли. До конца перерыва всего пять минут осталось. Свет за эти минуты может запросто миллиард километров отмахать, а нам еще до стапеля топать. Вон туда. Давай шагать будем, не привык опаздывать. А чтоб в голову разные мысли не лезли – про бесконечность, Галактику, квазары и всяких там небесных мозговичков, меньше пить надо. Это от водки в голове у тебя муть. Мы с тобой, парень, во Вселенной живем, однако прописаны тут, на матушке-земле. А здесь все имеет свое начало и свой конец.
– Относительное начало и относительный конец, дядя Вася, – сказал Григорий, подымаясь.
– Относительный, сынок, – согласился Скиба. – Вот если мы корабль на совесть отгрохаем, то и жить он будет дольше. Если, скажем, положено на лом через столько-то десятков лет порезать, а он, гляди, еще с десяток годков проработает. Там, где ты прав, то прав.
– Счастливый вы человек, Василий Платонович, – усмехнулся Таранец.
– Счастливый, – и себе улыбнулся Скиба. – А ты откуда догадался?