Капитан госбезопасности. Ленинград-39

Александр Логачев Капитан госбезопасности. Ленинград-39

* * *

Капитан госбезопасности: Ленинград-39

Глава первая Кот маршала Маннергейма

«На маленьком челне по большому озеру не плавают».

Финская пословица.

Улыбка действовала безотказно. Казалось, что ее хозяин преисполнен к вам обожания, готов вам служить и от вас у него не может быть никаких тайн.

Такому человеку хотелось протянуть руку. Что Маннергейм и сделал, поднявшись из-за массивного стола (вся мебель в кабинете маршала гармонировала с его высоким ростом и званием) и выйдя навстречу. Полковник Меландер, начальник финской разведки, пожал ее и сел в кресло, на которое приглашающим жестом указала рука главнокомандующего. Барон вернулся за стол, откашлялся.

– Было бы глупо начинать в разговоре с вами с оборота «а знаете ли вы». Разумеется, знаете.

Маршал расстегнул ворот. Разошлись в стороны, как воротные створки, золотые петлицы в серебряной окантовке с тремя генеральскими коронованными львами поверх серебряных изогнутых дубовых листьев, перед которыми скрещивались маршальские жезлы, вышитые золотом поперек петлиц.

– Знаете, что правительство не изменит своего решения. Знаете, что Сталин не пугает, он пойдет до конца. Значит, войны нам не избежать. Все словно ослепли! – Взметнулись серые рукава куртки, крупные ладони сжались в кулаки и опустились на зеленое сукно стола. Подпрыгнули карандаши и перья в выемке мраморной подставки и стопка полевых карт, соскочила крышка граненой чернильницы синего стекла. Осталась незыблемой лишь бронзовая конная статуэтка Николая Второго. – Сдается, только я и Паасикиви[1] сохранили глаза. Только мы двое! Чтобы мы не говорили им – наши слова отскакивают, как пули от гранита. Мы устали кричать и убеждать.

Маршал вырвал себя из-за стола, оттолкнувшись кулаками от столешницы. Стал мерить шагами кабинет. Звякали шпоры. Маннергейм не снимал их – старый кавалерист[2], он любил озвучивать шаги мелодией металла, она отгоняла от головы вредные гражданские глупости.

За главнокомандующим финской армией бароном Карлом Густавом Эмилем Маннергеймом, со сложенными за спиной руками пересекающим широким шагом кабинет в своей ставке, расположенной под городом Миккели, следили четыре глаза: два человеческих – полковника Меландера, два – кошачьих.

Кот маршала Маннергейма был толстым, мохнатым финским котом с черной шерстью бурого отлива при белой груди и носил имя Филька, которым его одарила русская жена барона. Филька (привыкший откликаться и на Фиилиа) любил куриные головы, свежие сливки и мятные пастилки «Калевала» и не переносил этого двуногого, что занимал сейчас второе, гостевое, кресло. Того, который всегда приносил с собой запахи слащавой воды для обрызгивания лица, свиных колбасок и пороха. Кот готов был, если этот бесхвостый поднимется и подойдет поближе, зашипеть, потом изловчиться и цапнуть его. Но – кот чувствовал это – двуногий не подставится так глупо, он хитрый и осторожный, как та пакостная мышь, что живет за шкафом с пузатыми ножками, которую Филька не может изловить вот уже год.

Маршал остановился возле окна, оперся кулаками о подоконник.

– Боюсь, теперь уже в любом случае поздно. Даже если наши политиканы одумаются и согласятся пойти на уступки, Сталин и Молотов примут от нас только самый жесткий вариант и никакого другого. А наши политиканы опять встанут на дыбы и упрутся, как ослы.

За окном покачивались в такт ноябрьскому ветру зеленые конусы могучих вековых сосен, хвоя сыпалась с них на мшистые валуны, на холодную северную землю. Вдали оловянно блестел край лесного озера. Издалека чувствовался осенний холод его воды.

– Эх! – Маннергейм повернулся и рубанул ладонью воздух, как саблей махнул. – Но почему не взять было за основу первоначальное предложение Сталина! Ну, отодвинули бы мы границу на сорок миль на Карельском перешейке, Советы же отдавали нам взамен территорию в два – в два! – раза большую. А в остальном ведь можно было торговаться. Вместо полуострова Ханко отдали бы им в аренду несколько прибрежных островов. Нам бы удалось добиться от Сталина разрешения построить укрепления на Аландских островах. От претензий на Сурсари[3] коммунисты бы в конечном счете отказались. Эх, теперь из-за тупости наших политиканов и их ослиного упрямства польется рекой финская кровь.

У большого хозяина изменился голос, и кот испугался, что хозяин в таком состоянии может начисто позабыть о нем и, уходя, закрыть в кабинете, как уже бывало. Надо не опоздать и прошмыгнуть в дверь первым.

Кот и начальник финской разведки проследили, как маршал прошел от окна к противоположной стене, на которой в резной, портретной раме из карельской березы висела огромнейшая карта Финляндии.