Капитан госбезопасности. Ленинград-39

Три месяца Марину обучали в одном из финских разведцентров под личным присмотром Меландера. В то же время готовили для нее легенду и документы. Шансов, что она не попадет в лапы НКВД, было немного. Обыкновенно эмигранты, имевшие о советской действительности лишь заочное представление, даже с хорошо разработанными легендами быстро проваливались. Им не удавалось врасти в советскую жизнь так, чтобы не выделяться и не привлекать внимания. Непосильным оказывался пресс тотальной слежки. Поэтому Марину, как и других, кого готовили для заброски, держали на расстоянии от тайн и секретов финской разведки. Не знакомили с подлинными именами и названиями, вместо них на всякий случай «закладывали» дезинформацию. Даже Меландера она знала не как Меландера, а как Сайво Лехтонена.

У нее получилось, она смогла. Марина, оказавшись в советском Ленинграде, не провалилась. Она сумела перевоплотиться в советскую женщину, не вызывающую подозрения у окружающих. И даже удачно по ленинградским меркам решила жилищный вопрос, перебравшись из общежития в коммуналку. От нее начала поступать информация, конечно, уступающая в значимости донесениям агента «Виконт», но любопытная, часто наводящая на перспективные продолжения. И, конечно, Меландер рассчитывал, что Марина пригодится в будущем. Она и пригодилась…

А Марина сейчас думала о своей работе – о той, официальной. Которую придется бросить, и этого немного жаль.

Марина встроилась в советскую жизнь, став воспитательницей детского очага[23]. С одной стороны, место тихое и от всяких тайн предельно далекое. с другой – перекресток разнообразных новостей.

За детьми наряду с простыми женщинами заходили по вечерам жены военных, жены военспецов, инженеров, совслужащих и партийных работников. Многие женщины заводили разговоры с воспитательницей. Ну как не спросить про своего ребенка! Хорошо ли вел себя, хорошо ли кушал и все такое. Начинались-то разговоры с детей, потом же неизменно переходили на мужей. Редкая жена не упустит случая пожаловаться благодарной слушательнице на своего благоверного, особенно если муж военный и его то и дело посылают в командировки. Или задерживают на заводе на сверхурочную в связи со срочным оборонным заданием. Или грозятся перевести на Урал. Или еще что-то…

Часто и отцы заходили за своими отпрысками. Некоторые из них тоже были не прочь поболтать с молодой, привлекательной воспитательницей – правда, по несколько иным причинам. Вот именно из-за этих игривых разговоров Марину и невзлюбила заведующая, женщина немолодая и вниманием мужчин не избалованная. Одно время Марина беспокоилась, что от избытка злобы заведующая может и донос написать, как принято говорить, куда следует, но обошлось.

Еще немало полезной информации удавалось подчерпнуть из… разговоров детей. «Как же взрослые недооценивают наблюдательность детей, – всегда удивлялась Марина, – и их потрясающую память на все. Да, эти карапузы могут не понять некоторых слов, не проникнуть в суть многих вещей, но они запомнят эти слова, опишут, что увидят их глаза. Опишут своим детским языком, который взрослые склонны пропускать мимо ушей, не снисходя. А зря, товарищи взрослые. И еще детишки донельзя любопытны».

Марина вспомнила, как узнала про тот самый танк, за информацию о котором ее так хвалили:

Между Петей и Лемиром над картонным танком и оловянными солдатиками разгоралась нешуточная ссора.

– Ты не можешь подбить мой танк! – кричал Лемир.

– Я подбил его гранатами, – по голосу Пети Марина поняла, что тот вот-вот бросится Лемира с кулаками.

– Не можешь, не можешь, – твердил Лемир. – Это папин новый танк, а папа говорит, что новый танк ничего не берет. Не берет, не берет! Из пушек не подбить! У буржуев нет таких пушек. И танков таких у них нет.

– Я не буржуй! – взвился обиженный Петя. И вот уже мальчики, сцепившись, катаются по полу.

– А ну-ка, огольцы, в стороны! – раздался над вихрастыми макушками ее разгневанный голос. Но его одного не хватило, и воспитательнице пришлось растаскивать драчунов.

Мальчуганы стали наперебой убеждать Марину Афанасьевну, что «это он первый начал».

– Петя, ты первый бросился, я видела. Так, иди возьми воду и тряпку и протри подоконники. Понял меня?

Надув губы, Петя поволочил ноги к туалету, где под раковиной стояло хорошо известное всем нарушителям цинковое ведро с надписью «Д. Оч. № 8», а на батарее сушилась тряпка.

– Разве так можно, Лемир? – воспитатель присела на корточки и взглянула в глаза второму шалуну.

– А чего он говорит, что папин танк можно подбить?

Отец Лемира работал на Кировском заводе. В конструкторском бюро, как можно было заключить из рассказов мальчика.

– Любой танк можно подбить, Лемир.

– Нельзя, нельзя, папин нельзя, – он расплакался.

– Не реви! – приказала Марина и постучала пальцем по полу. – Если ты мужчина, а не плакса, то научись доказывать свою правоту словами, а не хныканьем.

– Я не плакса. Я мужчина, – Лемир вытер глаза. – Папин танк не подбить. Он придумал который с очень толстой броней, как у слона. Его ни одна буржуйская пушка не пробьет.

– Да ну? – удивилась воспитательница.