Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Дверь была очень старой, сделанной из гладко струганных досок. Зазор между дверью и косяком закрывала набитая снаружи длинная, протянувшаяся сверху донизу, и широкая рейка. На ней Жох стал выискивать гвозди, которыми ее прибивали к краю дверного проема. Он нашел все втопленные шляпки и отметил их расположение, сделав напротив них по краю рейки надрезы.

После чего Жох стал делать то, что больше всего со стороны напоминало пробег пальцев баяниста по клавишам инструмента. Его рука с поблескивающим в ладони лезвием ножа летала по рейке снизу вверх и сверху вниз, для чего Леониду приходилось без конца сходить с деревянной плахи и снова вставать на нее. Подцепляя рейку лезвием то с одной стороны, то с другой, он отжимал ее от косяка. Леонид проделывал это в сумасшедшем темпе, завораживая тех, кто следил за ним снизу. И умудрялся не оступаться и отжимать рейку без скрипа.

Глядя с первой ступени крыльца на эдакие чудеса ловкости, старшина кряхтел и покачивал головой. А еще поеживался — стоять без движения на таком морозе неприятно и чревато.

А Жох не мерз. Он был слишком увлечен, чтобы мерзнуть. Наконец гвозди покинули углубления, и отсоединенная рейка оказалась в руке Леонида. Но отодрать тонкую деревянную доску, закрывавшую зазор между косяком и дверью, было еще полдела. Перегнувшись через перила, Жох воткнул ненужную рейку в снег и вернулся к дверному проему. Плаху отодвинул в сторону — тоже уже не нужна.

Леня резко повернулся к двери боком и предостерегающе вскинул руку. Потому что внутри дома впервые послышалось какое-то шевеление. Шарканье и стук. Хлопнула дверь, совсем близко. В сенях, за дверью, к которой почти прислонился ухом Леонид, раздались шаги. Потом раздался грохот, что-то пробубнили, а после зажурчала струя, ударявшая в стенки металлической емкости, наверное, ведра. Потом снова стукнула дверь, удаляющиеся шаги затихли в доме.

После чего Жох продолжил борьбу с крестьянской дверью. Борьба проходила на узком участке. В зазоре между дверью и косяком в том мест, где лезвие ножа нащупало щеколду. Щеколда на крестьянской двери могла быть двух видов: или заходящая в открытые скобы сверху или, что хуже, задвигаемая в цельные скобы сбоку. У хуторянина стояла та, что хуже отодвигается ножом снаружи. Но отодвигается. И Леонид заводил лезвие выкидухи в щель, нажимал сверху на металлическую полосу и проталкивал ее миллиметр за миллиметром. Спасибо хуторянину — не забывал смазывать свой запорный механизм.

Снизу смотрели на него со злостью «ну, сколько можно возиться» (злость возрастала, когда боец-доброволец бросал работу и грел руки под фуфайкой — «да давай быстрее, потом согреешься»), но и с надеждой — «все-таки бросил бы он, наверное, ковыряться, каб дело было совсем дохлое».

Прикинув, что полоса дошла до края скобы, Жох щелкнул пальцами — готовьтесь, ясны соколы!

Что там было готовиться. Все сидели на нижних ступеньках с оружием наизготовку. Оставалось разве перед тем, как ворваться в дом, снять полушубки и скинуть рукавицы и перчатки, без которых вести стрельбу и действовать ножом или штыком как ножом гораздо удобней. И когда после повторного щелчка пальцами дверь пошла внутрь, открывая вход в дом, отряд уже взбегал по ступеням. Проскальзывая мимо Жоха в дом, старшина вложил ему в руки его винтовку. Леонид просочился в дом последним. А сержант Лев Коган согласно приказу остался на крыльце…

Глава восьмая Хуторяне

«Лучше опрометчивость, чем бездействие, лучше ошибка, чем нерешительность».

Немецкое руководство по военному делу

1

В ресторане «Бранденбург», расположенном на Принц-Альбрехтштрассе, играл клавесин. Свечи плавились и трещали. Тонко звенели бокалы, постукивали о тарелки вилки и ножи. Гибкие официанты разгоняли табачный дым по залу. Дамские драгоценности в желтом свечном свете все до единой можно было принять за фамильные ценности. Дамы улыбались, стреляли глазками над поднятыми бокалами и наматывали на палец цепочки и ожерелья. За некоторыми столами обсуждали сделки, и смело можно было утверждать, что проговариваемые суммы кишат нулями. Дорогое место.

Шелленберг не спешил приступать к той части разговора, ради которой они сегодня встретились и не в служебном кабинете. Сначала надо насладиться кухней и отличным мозельским вином урожая, что символично, тридцать третьего года.

Дитриху Заммеру в отличие от Шелленберга редко приходилось бывать в заведениях такого класса. И оттого чувствовал себя не вполне комфортно. Он бы с удовольствием переместился в какую-нибудь пивную, где не приходится думать о локтях на столе. Через квартал отсюда, кстати, имеется прекрасный подвальчик.