Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Уинстона Черчилля он увидел во фраке, с сигарой во рту и почему-то в пробковом шлеме на голове. Первый лорд Адмиралтейства сидел развалясь в кресле, которое несколько минут назад оставил Сталин.

— Здорово, старый лис, — приветствовал его Сталин.

Сталин не говорил вслух, он думал разговор. Вот если бы он был сумасшедшим, то тогда бы не мог себя контролировать. Значит, с его головой все в порядке.

Появился Ленин, такой, каким Сталин помнил его в первые годы их Советской власти: в костюме-тройке, энергичный, взвинченный, мерящий кабинет быстрым мелким шагом.

— Мне сообщили, — Сталин показал трубкой, которую набил, но пока не раскурил, на пакет с лежащими поверх бумагами, — в войне с Финляндией наступил перелом. Прорвана в ключевом пункте, который Тимошенко называет сектор Сумма, знаменитая линия Маннергейма. Войска белофиннов оставили первую линию, которая тянулась от моря до реки Вуоксы и отошли на вторую линию обороны. А она слабее первой. Потом… — Сталин замолчал, раскуривая трубку. Она задымилась, он продолжил: — Потом, прошу заметить, моральный дух тех, кто наступает, крепнет, а у тех, кто отступает, всегда слабеет. Так что скорое окончание войны предрешено.

Взяв трубку в левую руку, а правую засунув между пуговицами френча, Сталин подошел к окну, высвободил руку из френча, плотно задернул шторы. Повернулся лицом к кабинету.

— Тот факт, что их дело плохо, подкрепляют со своей стороны финны, которые предлагают возобновить переговоры на наших прежних, довоенных условиях. Может, возобновить? Может, оставить в покое эту крохотную страну оленей? Нет, конечно, не сейчас. Сейчас можно только начать переговоры. А когда мы отвоюем линию Маннергейма и займем Выборг. Может быть, на этом остановиться?

— А зачем ты тогда вообще все это затевал, усатый дьявол? Разве не для того, чтобы Финляндия стала твоей? Согнав финскую армию с линии Маннергейма, ты победишь эту армию. Суоми станет беззащитной, станет твоей. Тебе останется пройти по ней победным маршем, — вызванный его воображением Черчилль говорил по-русски, но с английским акцентом.

— Вот господин Черчилль думает, что товарищ Сталин мечтал о завоевании Финляндии, — вождь, усмехаясь в усы, повернулся к Ленину. — А что скажет по этому поводу Владимир Ильич.

Предыдущий вождь покинул стену, вдоль которой ходил, встал перед лордом, засунув большие пальцы в проймы жилета и иронически покачиваясь с пятки на носок.

— Господин Черчилль не знаком с сельским трудом. Он, верно, до сих пор полагает, что крестьяне собирают хлеб по зернышку. Ходят по полю с лукошком и отрывают зернышки от колосков, — Ленин по-птичьи повернул голову к Сталину и подмигнул. — А поле сначала выкашивают, высушивают и только потом обмолачивают. Когда мы выкосим поле под названием Германия плюс Англия и Франция, таких финляндий намолотится пропасть. Они будут сыпаться в закрома, только потряси пучок. Мы не воробьи и не гоняемся за зернышком. Вот так-то, батенька.

Ленин отошел к стене и продолжил энергично расхаживать там. Черчилль грузно заворочался в кресле, всколыхнулся фрак под напором складок живота. Лорд извлек откуда-то сигарный футляр, принялся отвинчивать крышку.

— Тогда — снова заговорил лорд, вытряхивая сигару из футляра, — все еще более запутывается. Тогда вы отказываетесь от возможности дойти без труда до Нарвика[49] и тем самым отрезать Гитлера от шведской железной руды. Отказываетесь перерезать вену, по которой течет в Германию важнейшее стратегическое сырье, то есть нанести бесноватому Адольфу славный хук в печень, послать его в нокдаун.

В кабинете вспыхнули и смешались два смеха: Ленина — рассыпающийся молоточком по наковальне, и Сталина — похожий на уханье филина. Лорд и дипломат, не считая нужным притворяться в этом кабинете, выпустил на лицо недоумение.

— Сэр Уинстон мыслит как типичный буржуа, — первым отсмеялся Владимир Ильич. — Хотя и принадлежит к высшей английской аристократии. Признаться, я считал вас, батенька, способным выйти за узкие рамки классовых представлений. Но я вижу перед собой сейчас, — Ленин вытянул руку в направлении первого лорда Адмиралтейства, — бур-жу-а. Да, да, напуганного выстрелами на соседней улице буржуа. Который думает об одном — как бы не пришли на мою тихую улицу и не помешали бы мне жить, как я привык.

Лорд пожал плечами и занялся сигарой. В его руке неведомым образом появился ножичек, которым он отрезал сигарный кончик.

— Товарищ Ленин хочет сказать, что мы не хотим сейчас перерезать вены Гитлеру, — Сталин погрузил свое лицо в клубы трубочного дыма, потом продолжил. — И не с руды бы мы начали, а с румынской нефти. А жаль, товарищ Черчилль, что вы с французами так и не напали на нас. Очень жаль.

— Напали? Мы? — лорд разыграл полнейшее непонимание.

— Совершенно верно, — вождь качнул рукой с дымящей трубкой. — Жаль, что вы не осуществили свои операции на Кавказе и Черном море. Вам напомнить, в чем состояла суть этих операций?

— Откуда такая осведомленность? — Лорд, забыв о том, что хотел закурить сигару, мял ее пальцами над фрачными брюками.