Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным

Не могу понять, как это получилось, как я мог быть так непозволительно беспечен, так слеп, так невнимателен. Выстраивая сюжет, я нагло сказал себе: „Здесь они убегут“, и больше об этом не думал. Я оставил дыру, и мне нечем было ее заполнить. <…> Невозможно сбежать от двадцати жандармов в сердце Франции, притом что Бушу только что ампутировали ногу. <…> Стараясь придать делу Хорнблауэра побольше важности, я сам создал себе непреодолимые трудности, приставив к нему, помимо жандармов, одного из лучших полицейских офицеров Бонапарта. <…>.

Я стыдился себя, меня грызли сомнения, гожусь ли я для выбранной профессии. <…> Работа встала совершенно. Из тупика, куда я себя загнал, не было выхода. Надо было вернуться и пойти другой дорогой, то есть заново выстроить весь сюжет, а затем переписать предыдущие пять глав. Неужто их и впрямь придется переписывать? Мое необъяснимое предубеждение, не позволяющее менять законченный текст, всколыхнулось настолько, что я впал в панику. Но как может человек, у которого только что отняли ногу, сбежать от двадцати жандармов?

Разумеется, в конечном счете он сбежал. Я обнаружил, что у моей профессии есть не только тяготы, но и привилегии, а удача была на моей стороне. Двое суток (кажется) напряженных раздумий, и я нашел решения. Два дня я безостановочно вышагивал по кабинету утром и лихорадочно метался по неприветливым улицам остальную часть дня и вечер. Не просто так Хорнблауэр получил свою привычку ходить по шканцам, когда ему требовалось решить сложную задачу. Думаю, в эти двое суток были мгновения, когда мои дети шарахались от меня в ужасе. <…>.

Однако у писателя есть способности, которые раньше приписывались только ведьмам и чернокнижникам. Он может вызывать ветры и наводнения. По счастью, погода оказалась на моей стороне; бой в заливе Росас произошел осенью, а сейчас была зима, когда снежные бури не только возможны, но и вероятны. Снежная буря… река… лодка… наводнение… и все три моих героя сбежали, в чем может убедиться каждый, кто возьмет на себя труд прочесть шестую главу».

Зато путешествие по Луаре доставило Форестеру удовольствие, которого он прежде от письма не испытывал. Мирные, счастливые, спокойные дни… он жалел только, что Луара короче Амазонки и что творческий вкус не позволяет описывать эти дни слишком долго.

«Под стягом победным» вышел в 1938 году, а в 1939-м началась Вторая мировая война, и Форестеру надолго стало не до приключенческих романов. В Первую мировую его не взяли в армию из-за больного сердца, теперь он мог послужить Англии своим пером. Как многие британские писатели, кому возраст или здоровье не позволяли идти на фронт, Форестер начал работать в Министерстве информации — правительственном органе, который существовал в Британии с сентября 1939-го по март 1946-го. Его отправили в Соединенные Штаты писать статьи, рассказы и сценарии, которые поддерживали бы симпатии американцев к Англии. В это время в американских журналах «Кольерс» и «Аргози» выходят три рассказа о Хорнблауэре, которые недотягивают до остальной саги, но каждый по-своему любопытен для поклонников цикла. В «Руке судьбы» (1940) Форестер придумал сюжетный ход, который потом несравненно интереснее развил в «Лейтенанте Хорнблауэре». Этот рассказ (как и два других) не входит в «канон» и обычно не публикуется вместе с романами из-за хронологических неувязок, зато дает поклонникам повод спорить, за какую «Кастилию» Хорнблауэр получил наградную шпагу — за ту, что в «Руке судьбы», или за ту, что в «Лейтенанте». Действие «Дурного самаритянина» (1941, британский вариант названия — «Милосердное предложение») происходит, когда «Сатерленд» идет к месту встречи с «Калигулой» в июне 1810 года, то есть между восьмой и девятыми главами «Линейного корабля». Речь в нем идет о вопросе, крайне актуальном в годы войны: милости к пленным врагам. Занятно, что часть рассказа, которая выглядит совершенно неправдоподобной, — та, где Хорнблауэр стреляет из пушки стержнем с привязанным к нему тросом, чтобы навести веревочный мост, — основана на исторических фактах. Такого рода эксперименты — с примитивным ракетным устройством и с корабельной мортирой — действительно ставились в первом десятилетии девятнадцатого века и даже использовались для помощи потерпевшим крушение. В рассказе «Хорнблауэр и его величество» (1940) англо-американская война 1812–1815 годов чуть не заканчивается раньше, чем это произошло на самом деле; во всяком случае, Хорнблауэр успевает несколько раз подумать, как глупа и бессмысленна эта война.