Капитан Кортес

Он два дня не мог ничего есть после этого случая. На храмовый двор по-прежнему приносили обильную еду; груды мяса всех сортов навалены были на деревянные блюда и плошки, но солдаты теперь уже ели с опаской.

Несколько дней спустя Пако Арагонцу показалось, будто он вытащил детское ребрышко из груды мяса. В тот день никто не дотронулся до еды, а на следующий жевали только хлеб и плоды. Настроение у солдат упало. Надоело сидеть взаперти за стенами, а Кортес что-то задержался на морском берегу.

Изменилось и настроение жителей Семпоалы. Первые дни солдат забрасывали сладкими плодами, зелеными ветками, цветами. Теперь больше никто не подходил к высоким стенам храмового двора, а по вечерам в отдалении шумели толпы народу, и солдаты, хоть и не понимали языка, угадывали беспокойство и угрозу в отдельных глухих выкриках толпы. Что-то встревожило тотонаков, какие-то вести-может быть, с морского берега- смутили их покой, и теперь весь большой город волновался и гудел, как развороченный улей.

К концу второй недели, ранним утром, солдаты проснулись от ужасных криков на улице. Какие-то испуганные, взлохмаченные женщины бегали вдоль домов, потом наискось через улицу перебежал молодой индеец, и двое воинов гнались за ним. Юноша вбежал в дом, и несколько женщин, встав на пороге, заслонили его от воинов. Еще несколько человек с криком пробежали по улице.

- Что такое у них приключилось? - спрашивали друг друга солдаты.

Паблико Ортегилья, Кортесов паж, не утерпев, соскользнул со стены на улицу. Он скоро вернулся, испуганный, бледный.

- Они что-то кричат про Монтесуму, - сказал Паблико.

Паблико уже понимал десяток-другой слов на тотонакском языке. Кое-как удалось ему расспросить жрецов, что произошло.

- Монтесума требует жертв, - объяснили жрецы. - Великий государь разгневался на нашего вождя и тре-бует сто наших юношей и сто девушек для принесения в жертву в большом храме Мехико.

За что разгневался Монтесума, - добиться от жрецов не удалось.

Гонец прибыл от Кортеса в тот же день. Он привез вести, от которых очень взволновались капитаны. Что-то знал и пушечный мастер де Маеса, но солдатам пока не сказали ничего.

Ночью Лопе стоял на посту в западном углу храмового двора, вместе с Габриэлем Нова. Жрецы давно от-гнусавили свои молитвы на вышке; кругом было темно и тихо. Только негромкие голоса доносились из ближней храмовой пристройки: там совещались капитаны.

- Ты стой тут, Габриэль, - шепнул Лопе, - а я подойду поближе, послушаю. Если услышишь шаги, подай мне знак.

Лопе тихонько шагнул к пристройке и приник к неровной каменной стене. Голоса были слышны очень отчетливо:

- Наш генерал-капитан потерял последнюю осторожность, - говорил чей-то сухой резкий голос. Лопе узнал голос Алонсо Пуэртокарреро. Но на этот раз голос сеньора звучал сердито, без обычных льстивых ноток.- Наш генерал-капитан потерял осторожность! - говорил Пуэртокарреро. - Взять в плен людей Монте-сумы, оскорбить его самого без видимой причины - это значит всех нас подвергнуть неслыханным опасностям в чужой стране!..

- Да, да, и тотонакам нельзя верить! - подхватил другой голос. Это был низкий грубоватый голос Веласкеса де Леона. - Тотонаки хороши только до тех пор, пока считают нас сильнее Монтесумы.

- Разбить силы в такое время, меньше четырехсот человек оставить здесь, в незнакомом городе, среди непокоренных индейцев… Безумен капитан-генерал, безумен!..- Это снова говорил Пуэртокарреро.

- Единственное спасение вижу в своевременном возвращении! - Лопе узнал голос патера Ольмедо, мягкий, ласковый, слегка гнусавый, точно смазанный оливковым маслом.

- В своевременном возвращении на Фернандину вижу наше спасение, сеньоры. С капитаном Кортесом или без него.

Все замолчали.

- Как вы мыслите себе, отец, это своевременное возвращение? - минуту спустя осторожно спросил Пуэртокарреро. - Со всей армией?

- Благоразумный спасется!-ответил патер. - Суда стоят у недалекого берега, и есть среди матросов послушные люди, которые доведут любое судно до Фернандины.

Тут все заговорили очень тихо. Лопе не мог разобрать ни слова.

- …если только успеем! - минутку погодя чуть громко сказал Пуэртокарреро. - Если до той поры тотонаки не разгромят нас здесь и не придушат сеньора Кортеса, как хорька, забравшегося в чужой курятник…

Тут Габриэль Нова тихонько свистнул, и Лопе отпрянул от стены. Кто-то шел по двору. Дальше слушать было неосторожно.

Ночью пришел от морского берега Берналь Диас. Он рассказал солдатам, что натворил Кортес в прибрежном поселке.

С Кортесом к морю ушло немного людей - человек восемь-десять. Весь путь от Семпоалы к берегу,- рассказывал Берналь - лежал все той же зеленой равниной. Скоро нашли у берега и суда; вся флотилия, поднявшись немного севернее, стала на якорь в маленькой удобной бухте, в одном дне пути от Семпоалы. Почти у самого берега испанцы наткнулись на небольшой, хорошо укрепленный индейский поселок, расположенный среди скал. Название поселка было какое-то мудреное, - не то Кипакитлан, не то Каитиклан. Берналь его не запомнил. В поселке встретили испанцев дружелюбно.