Капитан Крокус

амак, натянутый между двух деревьев, плавно покачивался над кудрявой зеленью морковки, петрушки и артишоков, а в гамаке покачивался Коко с газетой в руках. Посреди газеты он проткнул пальцем дырочку, через которую мог наблюдать за одной стороной забора, а роговые очки (оставшиеся от старой цирковой пантомимы) давали ему возможность видеть всё, что у него происходило за спиной: в одно из стёкол было вставлено круглое зеркальце.

Сама газета его ничуть не интересовала, в ней только повторялись малоприятные обещания «очучелить» или даже «расплющить» под прессом всех, кто будет мешать всеобщей автоматизации или недостаточно восхищаться Новым Порядком.

Так, притворяясь беззаботно отдыхающим дачником, ничего не подозревающим и беспечным, Коко зорко наблюдал и ждал.

На душе у него было тяжко и тревожно. Старый друг Капитан Крокус попал в руки проклятого Почётного Ростовщика, а в трёхстах метрах от того места, где качался в гамаке Коко, в заброшенной старой барже, в разных отделениях копошились, боясь подать голос, всевозможные запрещённые зверушки, мелкие и крупные. Для того чтобы выглядеть как можно более беззаботным, он принялся напевать песенку «Сладкие, сладкие грёзы». Сердце его до того было переполнено горечью, что все мысли его вращались вокруг самых горьких в мире вещей. Сначала он думал о желчных каплях. Потом о хинине. Потом о полыни. Потом о горчице. Он был очень беззаботным и жизнерадостным человеком, и потому, начав думать о горчице, он вспомнил вскоре и о сосисках. Он был очень добрый, но и очень толстый человек и так любил вкусно поесть! И после сосисок он стал думать о сладком пудинге. Это был довольно большой горячий пудинг на блюде. Но ему он показался маловат, и он в мыслях представил пудинг вдвое большим и причмокнул от удовольствия. Потом добавил в него побольше изюму. Облил густым душистым шоколадным соусом, и на душе у него становилось всё спокойнее и легче, и он потихоньку задремал, вдыхая аромат соуса и улыбаясь, и уронил газету так, что кончик носа высунулся в дырочку.

Вскоре за забором послышалось лёгкое равномерное сопение, потом осторожное царапанье, и над забором появился шмыгающий по сторонам стеклянный глазок, укреплённый на конце эластичной, подвижной трубочки.

Убедившись, что Коко заснул, стеклянный глаз осмотрел весь двор, и мягкий трубчатый нос засопел, втягивая в себя воздух. Затем появилось целиком над забором довольно противное существо или, вернее, аппарат — Комбинос. Обычно полиция пользовалась в своей работе обыкновенными примитивными механическими носами, умевшими только вынюхивать. А Комбинос умел ещё и подсматривать и записывать всё, что слышал и видел.

Снаружи он был похож на кастрюлю, которую перевернули вверх дном и поставили на двух очень больших ящериц или совсем маленьких крокодилов, каждый на шести быстрых, бесшумных лапках с присосками. А спереди мягко покачивалось нюхательно-записывающее приспособление с глазком наверху. В целом он был красив, как старая кастрюля, и приятен для глаз, как помесь пиявки с крокодилом.

Комбинос, осторожно нащупывая дорогу, спустился по забору во двор. Ещё мгновение, и спрятался бы, нырнув в густую траву, если бы не муравей.

Это был муравей-разведчик, посланный на поиски диких букашек, которых можно было бы, как коров, пригнать в муравейник или устроить на них охоту, как на стадо антилоп. Спускаясь с дерева, он обнаружил привязанную к нему верёвку, влез на неё, стараясь понять, что это такое и не пригодится ли это в муравейнике, пробежал, внимательно всё ощупывая, по газете, вскарабкался повыше и теперь стоял в нерешимости перед громадной, пышущей жаром тёмной пещерой.

«Может быть, она ведёт к центру земли? — подумал муравей. — Или за ней простираются тёплые муравейные земли, где пасутся несметные стада тучных молочных букашек? Или там скрывается злобное племя муравьев-врагов?» И муравей осторожно начал спускаться в пещеру.

Он нырнул в пещеру, которая была ноздрёй задремавшего Коко. Коко вздрогнул и чихнул. Муравья страшным взрывом вместе с потоками воздуха отбросило далеко на траву, а вспугнутый Комбинос мгновенно повернул и бросился обратно к забору и перелез через него.

С необычайной для такого большого и толстого человека лёгкостью Коко вывалился из гамака, не повредив ни одного артишока, подбежал к забору и, подтянувшись на руках, заглянул на ту сторону.

Оставляя след в траве, Комбинос суетливо мчался от забора на бесшумных ножках. Коко спрыгнул на землю, подобрал камень и, опершись ногой о перекладину, снова привстал над забором, прицелился и пустил изо всех сил камень вслед беглецу.

Из ста мальчишек, может быть, только один мог бы попасть в такую маленькую и увёртливую цель. Но Коко много лет был жонглёром, и у него была верная рука. Камень со звоном ударил Комбиноса по верхней крышке. Он мгновенно окутался облачком вонючего дыма и завертелся вокруг своей оси, щёлкая в воздухе зубчатыми кусачками, точно челюстями.