Капитан Крокус

— Я это помню, — сказал Коко.

— Потом стало «Семь львов — Семь»!.. А вчера скончался мой бедный Пират, и теперь со мной остался один-единственный лев — Нерон. Бедный добряк Пират! Он и мухи никогда не обидел!

— О-о! — торжественно сказал Коко. — Если ты муха и за всю свою жизнь не обидела другой мухи, ты славное насекомое, и я всегда готов пожать твою лапу. Но если ты лев и никогда не обидел зря ни одной мухи, я готов обнять тебя и прижать к своей груди!

Они выпили, сейчас же ещё немножко поглупели, и Капитан горестно сказал:

— Подумать только! Было у меня их двадцать человек львов! Лохматых славных зверушек! И вот остались мы вдвоём с Нероном. Кому мы нужны, два старика! Это так тяжело — лишиться всех своих близких на старости лет.

— И мне нелегко! — смешным пискливым голосом сказал Коко. Он не умел говорить несмешным голосом, а когда плакал, все кругом помирали от хохота, так смешно это у него получалось. — Всю жизнь растить, учить и воспитывать поросят и потом видеть, как они на моих глазах превращаются в свиней! — И он захныкал так жалобно, что даже Капитан Крокус поднял голову и грустно улыбнулся…

Глава 10. ПРОДОЛЖЕНИЕ СТАРОЙ ИСТОРИИ КАПИТАНА КРОКУСА

На громадном щите у подъезда цирка была наклеена новая афиша. На фоне жёлтой пустыни Сахары у подножия пирамиды был изображён свирепый, растрёпанный лев, готовящийся броситься на Капитана как раз в тот момент, когда Капитан собирался кинуться на льва. Через всю пустыню тянулась надпись: «В первый раз! Один на один со львом!»

И это было, к сожалению, истинной правдой — из всей труппы Крокуса остался один-единственный пожилой лев Нерон…

На вечернем представлении Нерон старался изо всех сил. Рычал за семерых, махал лапами с проворством котёнка, гоняющегося за клубком, и суетился, перескакивая с тумбы на тумбу. Он понимал, что должен теперь поспевать за всех. Вообще львы гораздо умнее, чем это кажется большинству людей. Правда, и люди умнее, чем это кажется большинству львов…

В нужный момент, как было положено, лев кровожадно зарычал и сделал вид, что после многолетних колебаний решился наконец именно сегодня растерзать своего укротителя на глазах у публики. Капитан Крокус, как всегда, отпрянул назад и схватился за пистолет, но оттого ли, что ноги стали слушаться его хуже, чем двадцать лет назад, или просто от грусти, не оставлявшей его все последние дни, одна нога у него зацепилась за другую, и он с размаху шлёпнулся на спину.

Публика со стоном вздохнула в один голос от ужаса и замерла.

Пожарный, двадцать лет бессменно дежуривший у клетки наготове со шлангом в руках, прямо как статуя рухнул в обморок, загремев каской и не выпуская из рук бесполезного шланга, который перестали подключать к водопроводу восемнадцать лет назад.

И тут произошло непоправимое.

Лев одним прыжком подскочил к распростёртому на песке укротителю, который растерянно моргал, ещё не придя в себя. Лапа Нерона опустилась на плечо Капитана, слегка потормошила его. Потом лев с шумом обнюхал лицо Капитана и, далеко высунув толстый, шершавый язык, озабоченно начал облизывать ему левую щёку.

Капитан заморгал сильнее и, цепляясь за гриву льва, приподнялся и сел, потирая затылок. Один ус у него заносчиво продолжал торчать, а другой, облизанный львом, повис так, что вместе они показывали половину десятого.

Увидев, что Крокус пришёл в себя, лев обрадованно завилял хвостом, мурлыкнул и вприпрыжку кинулся в другой конец клетки. Подобрав там деревянный обруч, он притащил его и подал Капитану, напоминая, что теперь пора начинать прыгать…

Публика обрадовалась, захлопала и… захохотала. Это было непоправимо. С этой минуты Капитан Крокус перестал быть на волосок от гибели в глазах публики. Публика, которая каждый вечер ожидала, что львы вот-вот растерзают Капитана Крокуса, и за это согласна была платить деньги, теперь смеялась. Знаменитый номер перестал существовать.

Ранним утром, когда весь город спал, пришёл расклейщик афиш, зевая, обмакнул в ведро швабру и шлёпнул ею прямо посередине Сахары, задев и край пирамиды.

Когда бумага намокла, он полосами сорвал всю афишу так, что камни пирамиды, куски львиной шкуры и усы Капитана Крокуса безнадёжно перемешались в кучу с жёлтыми обрывками песчаной пустыни и синими лоскутами неба.

Затем на освободившееся место он наклеил новую разноцветную афишу, и последний след существования циркового аттракциона Капитана Крокуса исчез. В тот же день сам Капитан остановился перед витриной старьёвщика в переулке у Тараканьего рынка, задумчиво разглядывая сквозь пыльное стекло нечто очень похожее на небрежно набитое чучело самого Капитана.

Там красовался расправленный на деревянных плечиках расшитый капитанско-гусарский мундир. Из-под мундира высовывались клюквенного цвета штаны с золотым позументом, вливавшиеся мягкими складками в сверкающие голенища капитанских ботфорт.