Капитан Крокус

— Точно! Я тебе давно говорил, что подозреваю, а теперь-то только дурак не поймёт. Мой старик был славный малый, чихал на всё. смеялся над полицией и мне советовал не очень-то верить всякой ерунде, какую вколачивают в школе нам в голову… А этот, теперешний, — он сам ни разу не пройдёт по комнате, без того чтобы не шаркнуть ножкой и не вытянуться перед портретом Генерал-Кибернатора… А портреты ты знаешь у нас где? В каждой комнате висят, даже в уборной. Мы целый день только вытягиваемся во фронт и щёлкаем каблуками, другой раз, пока щёлкаешь, уже опоздаешь сделать что-нибудь или кипятком ошпаришься… Зато в уборной я запрусь и сижу всё время с высунутым языком — показываю портрету язык и строю противные рожи. когда никто не видит!

— Молодчага, правильно делаешь! — горячо пожал ему руку Малыш. — А то сам себя перестанешь уважать! Ну, пошли, пора на дежурство.

Они зашагали к дому Капитана Крокуса по пустырю, который ещё недавно был настоящим пустынным пустырём, а теперь стал пустырём очень оживлённым и многолюдным.

С разных сторон шуршал в темноте шлак от осторожных шагов, кто-то оступался, тихие голоса перекликались, маленькие фигурки крадучись выбирались из отверстия заброшенной трубы…

То и дело скрипела калитка.

Она едва успевала закрыться, как в неё стучался уже следующий посетитель: мальчик или девочка.

Редко кто являлся в одиночку, чаще всего появлялись пары, четвёрки, а иногда и целая цепочка — человек пять-шесть, держась за руки, потому что путешествие через тёмный пустырь многим казалось страшноватым.

И все, кто приходил, сразу же отправлялись в сарай. Там горел фонарь и около трёх больших корзин дежурили близнецы и Мухолапкин.

Над каждой корзиной красовались дощечки с рисунками: на одной чернилами была нарисована косомордая собака, с мечтательным выражением смотревшая на бутерброд, спускавшийся к ней прямо с неба.

На второй дощечке был нарисован козёл (его можно было узнать по рогам), улыбаясь во весь рост, он жевал пучки чернильных спиралей и завитушек, изображавших сено.

Над третьей корзиной висел плакатик с белкой, у которой хвост не поместился на дощечке, отчего она не очень была похожа на белку. Поэтому для ясности сбоку были пририсованы орех и яблоко.

Дежурные близнецы с Мухолапкиным следили, чтобы всю принесённую еду складывали в нужные корзины, а то уже бывали случаи, когда львам попадали пирожки с капустой, а кроликам — мясные котлеты!

Малыш положил два яблока в беличью корзинку, сосиску в собачью, конфету на всякий случай сунул козлу, занятому чернильной закуской. Ломтик, которому, по обыкновению, совершенно нечего было класть в корзины, потому что всё съедобное, что он собирался принести зверям, как-то само собой укладывалось до последнего кусочка, ломтика и крошки в самого Ломтика, только повертелся около сарая и хотел было идти в дом, как вдруг заметил среди знакомых ребят большеголового мальчика. Он стоял в стороне с большим пакетом под мышкой.

Нельзя сказать, чтоб он выглядел совершенным уродом, но весь его вид старообразное унылое лицо и круглая тяжёлая голова на тонкой шейке, болтавшаяся («Как арбуз на ниточке», — подумал Ломтик.). - вызывал жалость.

Уже не в первый раз, вспомнил Ломтик, видел он этого малыша в матросском костюмчике — какого-то жалкого и неумелого, всегда старавшегося неуклюже подражать окружающим ребятам.

Ломтик подошёл и, сложив руки на животе, пристально стал его рассматривать.

— Тебе говорил кто-нибудь, что ты здорово чудной парень? — серьёзно спросил Ломтик, продолжая разглядывать его во все глаза.

— Один человек говорил.

— Ну, так он тебе не соврал, — сочувственно уверил Ломтик. — Как тебя зовут?

— Пафнутик.

— Вот это да!.. — ахнул Ломтик. — Но знаешь, тебе, пожалуй, даже подходит. Такое же чудное имя. как ты сам… Ну, покажи, что это ты там приволок.

Пафнутик развернул свой пакет. Оттуда пахнуло запахом, от которого у понимающего человека текут слюнки. А Ломтик был очень понимающий.

— Пахнет просто до невозможности!.. Прямо трудно рядом стоять.

— Да, — согласился скромно Пафнутик. — Это потому, что они слоёные и начинка из взбитых сливок с бананово-ананасным сиропом и разными орехами.

— И откуда только такие берутся? — благоговейно прошептал Ломтик.

— У моего отца кондитерская фабрика. У него всякие пирожки пекутся. И если они получаются не совсем ровные, они не идут в продажу, и он их отдаёт мне. Я могу брать сколько угодно. Хоть целый мешок.

— А-а, вот это жизнь! — мечтательно ахнул Ломтик. В это время из сарая вышел Мухолапкин.

— Ну, есть ещё кто-нибудь? Корзины почти полные. Какой-то малыш с крутым яйцом, зажатым в кулаке, спросил, кому его отдавать: козлам, белкам или собакам?

— Разберёмся. — сказал Мухолапкин, взял у Пафнутика пакет и положил в корзину. — Пошли поговорим с Коко.