Это была уже не армия — толпа. Одетая в шинели с погонами, вооруженная, но подчиненная уже не своим офицерам, а одному единственному желанию — выжить. И ради исполнения этого желания она готова была пойти на смерть. И пошла. Дерзко, неожиданно, бесстрашно, а потому, успешно. Быстро, невзирая на потери, османийцы преодолели открытое пространство и всей массой навалились на единственный, растянутый по фронту, активных наступательных действий на этом участке не планировалось, батальон княжества Ясновского. Княжеские вояки удара не выдержали, начали разбегаться, открывая османийцам путь к спасению. Дело даже не дошло до штыков.
И сейчас отдельные группы османийских солдат, бывшие взводы и роты, еще подчинявшиеся своим командирам или вожакам, переваливали через захваченные траншеи себрийцев, стремясь как можно быстрее и дальше уйти от Крешова. Кроме военных там же были жители Крешова. Общая численность бегущих доходила тысяч до восьми. Первым порывом полковника Барти было отдать приказ о преследовании. Догнать, разгромить, уничтожить! Но вместо этого он приказал прямо противоположное.
— Пусть уходят.
Не было предела удивлению офицеров, которым этот приказ был адресован.
— Господин полковник, вы позволяете противнику уйти?!
— Нет, я сохраняю жизни своим солдатам. А это… Это уже не противник. До имперской границы два десятка верст, а там их интернируют. Пусть кавалерия проводит до границы, но в бой не ввязывается. А я поздравляю вас, господа офицеры с полным освобождением Южной Себрии!
Позже, после допроса пленных, станет известным, что албай Сатылмыш планировал удерживать Крешов до последней возможности, но применил через чур жестокие меры к аскерам, отказавшимся идти отбивать захваченный себрийцами люнет. Те взбунтовались и подняли на штыки самого албая. Этот эпизод и стал сигналом к бегству из города.
Глава 9
Пока его подчиненные предавались всевозможным радостям победы над врагом, вроде изыскания брошенного обывателями Крешова, ставшего бесхозным имущества и алкоголя, их командующий занялся не совсем обычным для него делом — он писал. Приказал Драгану никого к себе не впускать, заперся в комнате с письменным столом, оставшимся от прежних хозяев, и погрузился в муки творчества. Кропотливо скрипел пером по бумаге, стараясь сделать почерк как можно более разборчивым и обойтись минимальным количеством клякс. Уж очень многое накопилось в его голове, что настоятельно требовало изложения на бумаге. Вечером, закончив с творчеством, Алекс, не торопясь, вдумчиво прочитал написанное, еще раз подумал и начал править. Правка затянулась до глубокой ночи. С утра, едва разлепив глаза, полковник вновь сел за письменный стол и принялся все переписывать набело.
Ближе к полудню полковник вызвал к себе ординарца.
— Драган, найди того руоссийца, что приходил ко мне после взятия Камы. Его фамилия Ножнин, корреспондент «Руоссийского инвалида», приведи его сюда.
— Сделаем, командир.
С субординацией у себрийца было неважно, зато на него можно было положиться. Не прошло и получаса, как он вернулся вместе с журналистом.
— Здравствуйте, господин полковник! Горю желанием узнать, чем обязан столь срочному приглашению, раньше вы нашего брата не жаловали.
— Добрый день, господин Ножнин. Приязни моей к вашей профессии больше не стало, а желание ваше можно потушить очень даже легко, вот она — причина моего приглашения.
Полковник протянул корреспонденту результат своего дневного труда и наполовину бессонной ночи. Ножнин бегло просмотрел первый лист, затем вернулся к его началу и начал перечитывать его куда более внимательно. Лицо его, поначалу выражавшее некоторый скептицизм, становилось все более заинтересованным. Так, один за другим он прочитал все четыре листа.
— Очень, очень интересно. Я так понимаю, в нашей газете опубликовать хотите?
— Именно в вашей, — подтвердил его догадку Алекс.
— Ну что же, возьму на себя смелость предложить редакции ваше сочинение. Думаю, согласятся после небольшой правки…
— А вот этого не надо, — резко вскинулся полковник, — либо пусть публикуют как есть, либо не печатают вообще!
— И эта ваше условие мне понятно, я доведу его до господ редакторов. Экземпляр, я так понимаю, единственный? Не возражаете, если я копию сделаю?
— Делайте, — взмахом руки разрешил Алекс, — хоть десять копий делайте, для того вам и отдаю. На этом более задерживать не смею, за этой писаниной текущие дела запустил весьма основательно.
Правильно поняв намек, корреспондент «Руоссийского инвалида» спешно откланялся. Тем не менее, заняться текущими делами в этот день так и не удалось, так как прибыл еще один посетитель с вестями неотложными и чрезвычайно важными. Это Алекс понял, едва увидев лицо вошедшего Гжешко.
— Что случилось?
— Императора убили!
— Какого императора?
— Императора руоссийского! Александриса Второго!