Численность штыков в Палканской армии тысяч на пятнадцать превышала количество таковых в корпусе Эник-паши. Но если добавить к двум дивизиям паши гарнизон Коварны, то тут перевес в силах был уже на стороне османийцев. Еще одним недостатком руоссийской диспозиции было то, что с началом полной блокады Палканская армия вынуждена была держать несколько слабых гарнизонов вроде того же Лочевского или Тешельского, удаленных на десятки верст друг от друга.
В таких условиях знание направления главного удара противника и возможность переброски резервов для его отражения с неугрожаемых направлений могло сыграть решающую роль в предстоящем сражении. В любом случае стоило проинформировать генерала Скоблина о сложившейся обстановке, но как доставить донесение в Ясен?
– Горанович, а за два дня до Ясена дойти можно?
Контрабандист задумался, потом высказал результат своих размышлений:
– Можно. Очень трудно, но можно.
– А за полтора?
– За полтора нельзя, даже если идти всю ночь.
Два так два, хотя штурм Лочева может начаться уже завтра. Осталась сущая мелочь – уговорить Горановича.
– Горанович, отнеси записку в Ясен. Я заплачу.
Уговаривать контрабандиста пришлось долго, сошлись на двух червонцах, которые приплюсовывались к общему долгу за спасение капитана Магу. Сложности возникли с запиской, поскольку полевая сумка офицера осталась где-то в траншее на Шиповском перевале. В кармане мундира отыскался огрызок карандаша, но не оказалось ни клочка бумаги. У Горановича с канцелярией были не меньшие трудности. К удивлению Алекса, у Добрына бумага нашлась. Грубая, серая, но вполне пригодная для письма.
Забрав донесение капитана Магу, контрабандист пообещал:
– Завтра утром пойду.
– Какое завтра?! – взвился Алекс. – Сегодня! Сейчас же! Каждая минута на счету!
Не выдержав такого напора, себриец сдался.
– Ладно, пойду прямо сейчас.
– И помни, только офицеру из штаба Палканской армии, никому другому, – напутствовал его капитан.
Теперь оставалось только ждать. Добрын оказался коренастым мужиком, до глаз заросшим черной бородищей и насквозь провонявший овчиной. По-руоссийски он не говорил, похоже, он вообще говорить не любил, но кормил больного исправно. Правда, после такой кормежки Алекс еще с год на сыр спокойно даже смотреть не мог. На четвертый день, зайдя проведать раненого, пастух неожиданно разразился длинной речью. С пятого на десятое офицер понял, что в Одреополь был доставлен большой транспорт с ранеными из-под Лочева.
– Велики, врло велики, – так несколько раз и повторил.
Из этого следовало, что штурм Лочева уже состоялся и стоил османийцам серьезных потерь. Непонятно только, насколько серьезными, и каков был результат. Взяли османийцы Лочев или не взяли? И если взяли, то сумели ли продвинуться дальше? Раньше чем через несколько дней ответы на эти вопросы получить не удастся.
Прошло восемь дней с момента появления капитана Магу в пастушьей хижине Добрына. Алекс уже немного окреп и самостоятельно выбирался из хижины на свежий воздух. И слышать стал лучше, вот только говорил еще не очень хорошо. Когда офицер грелся на зимнем солнце, снизу поднялся пастух вместе со своими овцами, вечно скалившейся на Алекса лохматой овчаркой и довольной рожей.
– Осман вратио као претучен пас!
Даже окладистая борода не могла скрыть его довольной ухмылки. Из его объяснений, сопровождаемых самой активной жестикуляцией, выходило, что вчера османийцы вернулись. Причем вернулись в количестве куда меньшем, чем уходили. И возвращение их больше походило на бегство после поражения. Это обстоятельство и было причиной радостного настроения пастуха. И пушек вернулось совсем мало, а раненых, напротив, было много. По всему выходило, османийцев хоть и не разгромили полностью, но побили основательно. В ближайшее время им будет не до наступлений, а капитану Магу можно уже и озаботиться собственным спасением.
Горанович вернулся только на четвертый день после османийцев, выглядел он похудевшим и очень недовольным. На вопрос «Где он столько времени был?», ответил коротко:
– В тюрьме сидел.
Разговорить его оказалось нелегко, а когда удалось, контрабандист поведал следующее. До Ясена он добрался в оговоренный срок. Причем ухитрился обойти все посты и беспрепятственно добраться до штаба армии по переполненным патрулями улочкам. Первая проблема возникла в виде часового при входе в само здание, который никак не хотел пропустить себрийца внутрь. Тот продолжал настаивать, поднялся шум. Закончилось все вызовом начальника караула и подвалом, куда посадили Горановича вместе с пойманными дезертирами, мародерами и прочими отбросами руоссийской армии.
– Хорошо, я деньги Добрыну на сохранение оставил, а то отняли бы.
Поскольку и в подвале контрабандист не успокоился, ему еще дважды давали по шее, и только на третий, ввиду особого упорства клиента, опять вызвали начкара, который наконец-то соизволил вникнуть в суть вопроса. После этого Горановича отвели к какому-то большому начальнику. Ему-то тот и отдал записку капитана.
– Это был генерал?
– Нет, его называли «господин полковник».
– Часом, не полковник Гупский?