Капитан Мак. Игрок

— Ах, монсеньор, я выполню ваше поручение с радостью и удовольствием. Прошу у вашего преосвященства только несколько дней, потому что я почитаю своим долгом, хотя бы ради нового положения, которое я займу, полностью изменить свою жизнь.

— Объяснитесь, сударь!

— Боже мой, монсеньор, все очень просто. Я подумал, что человек моего возраста, да еще неизвестно откуда взявшийся, явившись занять пост, который обычно доверяют седобородым генералам, не будет внушать должного уважения…

— Вы забываете, сударь, что нового человека посылает кардинал Ришелье, который обычно не поступает легкомысленно!

— Да сохранит меня Господь от того, чтобы я забыл, какую большую милость вы мне оказываете, ваше преосвященство, и насколько вы были добры ко мне!

— Так пусть вас не беспокоит, сударь, людское мнение!

— Монсеньор, — сказал с улыбкой Мак, — ваше преосвященство были всегда так добры ко мне, что я признаюсь вам: я просто хочу перед отъездом жениться.

— Примите мои поздравления, сударь. Вы так недавно в Париже, но, похоже, времени вы здесь даром не теряли!

— Просто в Париже можно встретить людей, которых встречал в другом месте, монсеньор!

— Я не прошу вас выдавать свои тайны, — ответил кардинал, — вы можете поступать согласно вашим желаниям. Я просто прошу вас ускорить отъезд, насколько это возможно.

И, говоря это, кардинал написал несколько слов на пергаменте, к которому была подвешена большая печать из красного воска.

— Возьмите, — сказал он Маку, — это охранная грамота доньи Манчи.

— И еще одно слово, монсеньор, — произнес капитан, поблагодарив кардинала низким поклоном. — У меня нет никакого желания заниматься похоронами дона Фелипе. Не может ли этим заняться офицер, который был со мной?

— Безусловно, — ответил. Ришелье.

Еще раз почтительно поклонившись, Мак вышел из кабинета.

Глава 37. Отъезд доньи Манчи

Четверть часа спустя комендант крепости Ла-Рош-Сент-Эрмель входил к Лоредану, где Сидуан и Перинетта рассказывали Саре о последних событиях.

— Пойдем со мной, Сидуан, — сказал Мак, поцеловав руку Сары, — еще не все кончилось. Тебе еще придется совершить небольшое путешествие.

— Путешествие?! — воскликнул бедный малый.

— Да, в Испанию.

На этот раз взволновалась Перинетта:

— В Испанию, монсеньор? И что вы хотите, чтоб мы в такой дали делали?

— Поэтому я и не говорю, милая Перинетта, что ты должна сопровождать Сидуана.

— Я один поеду? — спросил будущий супруг хорошенькой служанки.

— Нет, ты проводишь до границы донью Манчу.

Началась всеобщая неразбериха.

Перинетта кричала:

— Как, он с женщиной поедет?!

Сара, стоя, держала Мака за руки и говорила:

— Вы добились, чтобы она уехала? О, благодарю вас!

А Сидуан хохотал во все горло и, показывая на Перинетту пальцем, повторял:

— Ревнует, нет, вы посмотрите, она ревнует! Ты что, глупышка, думаешь, что эта знатная дама меня похитит?

— Ладно, дурень, не смейся ты так, — сказал Мак, поднимаясь. — Обними свою Перинетту, потому что пора отправляться.

Смех в самом деле прекратился.

Сидуан и Перинетта так бы и плакали, обнявшись, до вечера, если бы Мак их не заставил, наконец, распрощаться и не вытащил своего бывшего лакея на улицу.

Чтобы утешить его, он рассказывал ему по дороге, какие прекрасные места он увидит на пути из Парижа до Пиреней, и какими вкусными обедами будет угощать его во время путешествия донья Манча.

И поэтому, когда они подошли к воротам особняка прекрасной испанки, Сидуан был уже почти в восторге от того что ему предстоит столь заманчивое путешествие, да еще в таких прекрасных условиях.

Во дворе уже стояла большая запряженная парой лошадей коляска, забитая доверху чемоданами и пакетами.

Донья Манча была готова.

— Вы видите, меня не пришлось долго упрашивать, — сказала она Маку, когда он вошел в ее комнату. — Мне осталось только сесть в карету.

— Я буду вечно признателен вам за решительность, — ответил Мак, пожимая ей руку.

— Мой управляющий привезет мне все, что я оставила. Я также вручила ему письмо, которое он передаст королю, когда я уеду. Я приняла все возможные меры предосторожности.

— Ну а я, — сказал Мак, — принес вам охранную грамоту, и привел вам своего лакея, можно сказать, своего лучшего друга. Я отвечаю за него, как за себя, он покинет вас только тогда, когда вы будете в надежном месте.

— Вы очень добры, друг мой, и я никогда, до конца дней моих, вас не забуду.

И, сказав это, донья Манча надела плащ и мантилью и спустилась во двор. Сидуан уже сидел рядом с кучером.

Мак почтительно открыл дверцу и помог донье Манче подняться в карету.

— Вы помните, что вы мне обещали? — спросила она, усевшись.

— Вам не надо мне это напоминать, — ответил Мак, на минуту присаживаясь рядом с ней.

— О, друг мой, я бы так любила вас! — воскликнула бедняжка, со слезами обнимая капитана.

— Не заставляйте меня сожалеть, что мое сердце занято, — сказал он, целуя ее в лоб.

— Нет, не так! — возразила она.

И она похитила у него поцелуй, который она сделала условием своего отъезда, и который отныне должен был служить ей утешением до конца ее дней.