Капитан Наполеон (сборник)

Эта кокетливая интриганка была дочерью знаменитого офицера д'Арсона, который взял Бреда и составлял планы похода на Голландию. Выйдя замуж за капитана де Водей, она была назначена статс-дамой в 1804 году и сопровождала императрицу на воды в Ахен. Сам Наполеон должен был встретиться там с Жозефиной и там-то впервые он увидел де Водей. Они сошлись, но вскоре она опротивела Наполеону, когда вздумала симулировать самоубийство, чтобы вытянуть из императора порядочную сумму денег. К несчастью для нее, ее письмо было передано императору слишком скоро, и дежурный флигель-адъютант, посланный Наполеоном вместе с требуемой суммой денег, застал де Водей за веселым ужином и совершенно не расположенной быстро отправляться в царство Плутона. Впоследствии эта женщина оклеветала и осыпала Наполеона оскорблениями в своих странных мемуарах, изданных Ладвокатом. Она даже предлагала свои услуги князю Полиньяку, обещая заманить императора в ловушку, чтобы его могли убить там.

Среди второстепенных подруг императора следует назвать Лакост, маленькую блондиночку, не имевшую доступа в салон императрицы и державшуюся в передней; потом Фелиситэ, дочь дворцового швейцара, специально распахивавшего двери перед их величествами; далее лектрису Гаццани, рекомендованную де Ремюза после того, как ему не удалось пристроить свою собственную жену на императорское ложе; ей наследовала Гюйлебо. Она сидела в своей скромной комнатке у самого чердака, когда Рустан, мамелюк Наполеона, внезапно объявил ей о посещении императора, но, благодаря допущенной ею неловкости, потеряла свое место и лектрисы, и любовницы: было перехвачено письмо, в котором ее мать давала ей бесконечно практические советы. Достойная мамаша советовала ей постараться во что бы то ни стало заполучить ребенка от императора или заставить его поверить, будто она беременна от него. Гюйлебо тут же отправили восвояси. Реставрация наградила ее за инсинуации, которые она возводила на императора, назначив ее мужа, некоего Сурдо, французским консулом в Танжере.

Наконец, после Элеоноры де ла Плэн, материнство которой так взволновало Наполеона, на сцену выступила истинная подруга императора, та, которая глубоко любила его и оставалась ему верной вплоть до изгнания – правда, только до, но не более. Этой подругой была красавица-полька графиня Валевская.

Во время осады Данцига император, отправившись в Варшаву, был встречен на одной из станций приветствиями и букетом от депутатов польской шляхты. Дама, вручившая ему букет, была очень молоденькой, почти ребенком; белокурая, розовая, миниатюрная, она была очаровательна со своими громадными голубыми наивными глазами.

Дюрок представил ее императору, чтобы дать ей возможность сказать свое приветствие. Но она не смогла выговорить ни слова от волнения и смущения. Тогда император ободрил ее несколькими словами, в которых было много милостивого благоволения, и, принимая букет, выразил надежду встретиться с нею в Варшаве.

Эта молодая женщина была Марией Лазинской, супругой графа Анастасия Колонна-де-Валевского. Ему было семьдесят лет, ей – девятнадцать. Чтобы выйти за него замуж, она отказала красивому молодому человеку, носителю знаменитого имени, очень богатому и влиятельному. Этого молодого человека звали Орловым; он был русским и состоял в родстве с теми лицами, которые отличались в деле угнетения и терроризации Польши. Наоборот – старый граф Валевский был испытанным патриотом. У юной Марии была душа героини; любовь к родине царила в ней над всеми остальными чувствами, и она отдала свою руку старому графу в надежде иметь от него сына, который будет в состоянии освободить Польшу.

В ожидании, пока вырастет этот наследник Валевских, юная графиня с энтузиазмом следила за победоносным шествием Наполеона. Разве он не нанес русским ряд самых жестоких поражений? После Аустерлица она вся дрожала от радости, а поход 1807 года еще усилил ее экзальтацию. Она уже видела в своем воображении, как победитель-Наполеон прогоняет угнетателей-московитов в их степи, возвращая полякам их отечество!

С того времени восхищение императором заняло такое место в ее сердце, что при первом же случае оно неминуемо должно было превратиться в другое, более теплое чувство.