Это был один из тех моментов, когда Немец всерьёз чувствовал, что разговаривают они всё-таки на разных языках. Объяснения обоюдному пониманию не было ни у Кави, ни тем более у него самого. Принц говорил, что надеется на разъяснение, которое, возможно, даст этим полиглотским фокусам достойный мудрец Дурта.
Принц говорил о многих надеждах.
«Интересно», подумал капитан, покосившись на обоих Кави, «как они принцессу-то делить будут?..»
Свезло, конечно, девке. Да и братцу хлопот вдвое против прежнего.
— Не думаешь, что Содара нас намеренно отпустил? — напрямую спросил Немец, защёлкивая на место магазин.
— Может статься… — проговорил эльф, — но я всё же склонен полагать, что успех нашего бегства был неподдельным, обусловленным исключительно Вашей замечательной отвагой и воинским мастерством.
— Говоришь, умный он был? — спросил капитан, игнорируя лесть.
— Он запомнился мне человеком благородным, осторожным в суждениях и решительным в делах. К великому, сожалению, принц Содара не успел в полной мере проявить себя…
— А как ты его зарубил? — влез в беседу эльфёнок. — Говорят, он же первый мечник империи вообще.
— Не столь зарубил… — снова ушёл от прямого ответа Кави-старший, приподнимая за ножны свой узкий меч.
Капитан успел заметить, что такие изящные клинки в Варте были не в ходу: и у гвардейцев, и у Содары мечи выглядели куда массивнее и тяжелее.
— А я свой ножик потерял, — огорчённо сообщил эльфёнок.
— Тот, отцовский?
— Ага…
— Жаль. Мне тогда удалось спрятать его в дупле.
— В друпаде, у ручья?
— Именно. А уже много позже, когда Севати…
— Товарищи, вечер воспоминаний предлагаю всё-таки пока отложить, — с сожалением прервал Немец эльфов. — Дурта ждёт. Где, ты говоришь, его фазенда?
— Но и не лачуга. По вашим меркам — так и вовсе хорошо.
— И всё же я уверен, что всего разумней нам будет оставить коней здесь, — сказал принц.
— Что? А, ну в дом-то я их тащить и не предлагаю, — спохватился человек.
Кави-старший перехватил взгляд Кави-младшего и укоризненно покачал ушами: не дело смеяться над неведением, ежели сие неведение имеет под собою вескую причину. По крайней мере, сударь капитан, во многих вопросах излишне, может быть, склонный к принятию самостоятельных решений, не пытался спорить там, где сознавал собственную некомпетентность.
Кави никак не удавалось перенять на себя бразды правления их маленькой группой. В Земле, — так именовался родной мир Немца, — он признал главенство человека из естественной вежливости гостя. Однако же и в Вишве, где, казалось бы, сами суры должны были отдать главенство принцу, капитан продолжал играть праму. И получалось это у него столь естественно и незатейливо, что Кави с некоторым удивлением ощущал известную даже комфортность подобного положения. Было ли это, действительно, следствием высокородности сударя капитана, либо же искусство управления в Земле достигло существенно больших высот — эльф не пытался и гадать.
— Чего гадать-то? — донёсся до его слуха голос Немца. — Визуально следов засады не наблюдаю. Пойдём да узнаем.
— Преимущество сего места заключается, помимо прочего, в его удивительной уединённости, — вслед за человеком успокоил Кави юного себя. — За всё то время, что я скрывался у Дурты, никто не потревожил нашего спокойствия.
— Мало ли… — неодобрительно пробормотал юный эльф.
Впрочем, принц вполне понимал его опасения; да и краткий обмен взглядами с человеком показал, что и Немец тако же предпочтёт перестраховаться.
— Значит, тощий, длинный, рыжий?
— Точно так, сударь капитан.
— Здесь побудьте. Проследите, чтоб зверюги не заржали.
И, ступая своей особенной, — с носка на пятку, — походкой, скрылся за деревьями.
Как всегда: принял решение — тут же исполнил.
Либо же наоборот, усмехнулся Кави: принял решение — а ты исполняешь.
— А чего это он тобой помыкает? — спросил младший. — Ты принц или не принц?
— Видишь ли, Кави… — с улыбкой сказал принц, — не всякие отношения следует сводить к отношениям главенства и подчинения. Зачастую эльфы, — и люди, — связанные единой целью, не слишком нуждаются в точном распределении меж ними ролей.
— Чего?
— Не важно, в сколь высоком статусе пребывает бидалака, — со вздохом пояснил принц, — лишь бы пазил мушей.
— А…
Но прежде, чем несколько раздосадованный Кави-старший сообразил, что иносказание его не слишком удачно отражает суть затронутого вопроса, младший огорошил его суждением сколь новым, столь и нелепым:
— Ты зря связался с человеком. Люди все предатели, я их ненавижу.
— Севати, — по секундном размышлении напомнил принц.
— Не считается, — упрямо возразил юный тумул. — Она даже не хочет жить во дворце.
— Я помню, — согласился Кави, — и ты всерьёз полагаешь, будто намерение сбежать с тобою на северную границу делает принцессу сколь-нибудь менее человеком?
Он со странным удовольствием наблюдал собственное, — не правда ли?.. — смущение. Удовольствие это было весьма двойственного рода: при взгляде с одной стороны казалось оно комически свирепым; с другой — свирепость сия была направлена в его же, пусть и чуть более молодое, сердце.