Не люблю начальство и подчиняться не люблю, а потому моё решение после окончания войны оставить службу и уйти на вольные хлеба, не изменилось. Куплю домик с виноградниками на берегу Чёрного моря, где-нибудь рядом с Сочи, и буду там жить. Лодку приобрету и стану ходить под парусом. Соседям буду говорить, что решил навестить знакомых, где-нибудь далеко, вплоть до Владивостока, а сам – на самолёте за границу и путешествовать. Потом, естественно, буду возвращаться. Вот такие планы.
Ну а пока – кругом борта субмарины, не самые лучшие запахи в отсеках, теснота и скука. Да-да, скука на подводных лодках – обычное явление. Мне-то не страшно, у меня в Хранилище шесть полных библиотек. Вот сейчас я читаю «Двадцать тысяч лье под водой». Команда быстро выяснила, что у меня с собой много книг (я сказал, что целый чемодан с собой взял, полное собрание сочинений Жюля Верна), так что подходят и берут читать, мне не жалко. Марина тоже подходила, взяла «Вокруг света за восемьдесят дней». Так, она подчинённая, не думать, не думать…
Плавание проходило в основном в надводном положении, для нас это отлично. Авиация – самый бич подводных лодок – не летает, можно идти на среднем ходу. У врача много работы: лечить простывших вахтенных. У подводников одной специальности нет, слишком жирно для этого, вот я и определил Марину в помощники врача, тем более – вот удача! – она прошла курсы санинструкторов. Я сам часто подменял вахтенных, тем более здоровье, как считали в команде, у меня крепкое, ни разу даже не чихнул.
Шли мы вроде по обычному судоходному маршруту, но море как будто вымерло, и мы спокойно дошли до места установки якорных мин. Я провёл лодку у самого берега в позиционном положении. Штурман, глядя на это, дрожал в ужасе: двигались мы не просто опасно, а крайне опасно, в любой момент волны могли кинуть нас на скалы. Но я держал курс и, обойдя минные поля и дрейфующий в открытом море эсминец охранения (остальные втянулись в бухту, пережидая ненастье), встал на фарватере.
Там я и установил мины. Все, к сожалению, не удалось: из двадцати наличных мин я установил, вразброс и без системы, шестнадцать. Семнадцатая застряла в установке и, к сожалению, извлечь её теперь можно будет только на базе. К слову, когда в моё отсутствие лодкой командовал Гаджиев, у него, пока не заклинило установщик, вышли всего восемь мин, но и это принесло успех. Причины ненадёжности установщика я видел, и на обратном пути мы со старшим механиком думали, как его можно усовершенствовать.
Ушли мы тем же путём, и, похоже, нас так никто и не обнаружил. Мины стоят заглублённые, подорваться смогут или тяжелогружёные транспорты, глубоко осевшие в воде, или крупные боевые корабли – как повезёт. Топлива на обратный путь хватит, даже запас есть. Я рассчитывал на обратном пути серьёзно поохотиться, причём на надводные транспортные суда.
Но первой нам попалась немецкая субмарина. Причём это была немецкая «девятка» в очень редкой комплектации – транспортной. Сами немцы их называли «дойными коровами». Пока они у ребят Дёница были мало распространены, но уже имелись в составе, и вот нам повезло встретиться с такой подлодкой. Судя по тому, что она была фактически пуста, явно возвращалась из боевого похода на базу, которая, скорее всего, находилась в акватории Тронхейма – курс держала на него. И шла, к слову, в надводном положении, непогода скрывала её.
Взор я к тому времени прокачал уже почти до десяти километров, шестьдесят метров осталось. И когда подлодка появилась на границе Взора (визуально «девятки» пока не было видно), я, покидая ходовой мостик, тут же скомандовал:
– Боевая тревога. Срочное погружение. Вражеская субмарина.
Антенна была мигом снята (Марина слушала эфир), вахтенные скатились вниз, последний закрывал люки, я проверял. Лодка, бурля водой по бортам, ушла под воду, на глубину двадцать метров, и на малом ходу двинулась навстречу противнику.
Когда все заняли свои посты, а я, сняв плащ и бушлат, вытирал мокрые руки, Звягин поинтересовался:
– Что делать будем, командир?
– Что делать? – усмехнулся я. – Брать на абордаж.
– Командир?.. – в явном изумлении спросил он.
Матросы в центральном отсеке тоже были в шоке. Пришлось пояснить:
– Лодка явно идёт на базу, экипаж устал после долгого похода. Наверняка топливные баки пусты, и торпедные аппараты тоже. Что они смогут сделать кроме как сдаться, если их хорошо попросить? Вот и попросим.
Командиры сомневались, а я в себе был уверен. Слушая разговоры на борту «девятки» (немцы радовались тому, что долгий поход подходит к концу и скоро они будут отдыхать), я вёл «Неуловимый» навстречу противнику. Немцы шли если не на полном ходу, то близко, так что вскоре прошли над нами. Их акустик был оглушён работой собственных дизелей и нас не услышал.
Всплыв позади немцев, мы их нагнали, и наш особист сделал из палубного орудия один выстрел осколочным снарядом, положив его неподалёку от борта лодки. Тряхнуть их должно хорошо, но без повреждений внешнего корпуса.