Капитан Невельской

— Мы весны тут не видели, Геннадий Иванович! — говорил Орлов. — Ждем судна, а лед все ходит, все гоняет его течение от Амура и к Амуру. Как прилив и ветер прибойный — льды найдут с моря — станет зима!

— Я видел такую же картину в Аяне…

Говорили о гиляках и маньчжурах, о их взаимоотношениях, о здешней туземной торговле.

— Китоловы, Геннадий Иванович, все знают залив Счастья. Здешние гиляки терпят от них. Тут у них стоянка и налив пресной воды на речке Иски. Коса и стойбище гиляцкое тоже называется Иски. Верстах в четырех от устья у них зимники. Там тайга, охота хорошая и зимой теплей, чем тут, на косе… А летом приходят суда, торгуют с китоловами… И рыба тут морская, нерпы, белухи…

Орлов опять помянул, что южный фарватер удобен, что всюду ходят китоловы и что здесь льды, что южный фарватер, ведущий в Японское море, вскрывается раньше северного и раньше залива Счастья почти на целый месяц. Невельской возбужденно заходил по каюте. В нем подымалась новая волна озлобления.

— Мы будем сидеть во льдах в заливе Счастья, а любое судно тем временем через южный фарватер сможет заходить в реку… Подлецы! Лезем в Грецию, а Сибирь не можем защитить.

Орлов не сразу понял, кого Невельской честит. Даже тут, в далеких краях, люди побаивались в те времена подобных суждений.

— Решено обойтись полумерами, Дмитрий Иванович! Не позволяют занимать Амур! То, что я прочел, это все! — сказал капитан. — Пока иного нет. И еще слава богу, что есть этот залив и его разрешено нам занять! Действительно — залив Счастья! А что бы мы делали, если бы его не было! За что зацепились бы? Но мы с вами не должны ждать, когда китобои войдут в реку… Наше дело, Дмитрий Иванович, — сказал Невельской, уставившись на собеседника, — действовать! Повеление исполним, Дмитрий Иванович! Но если мы, — он засмеялся суховатым неприятным смешком, — будем делать только то, что свыше велено, — все погибнет! Будем исполнять, что сами найдем нужным, что нам подскажет здешняя обстановка.

Орлов надеялся, что с приходом судна окончилась эта постоянная тревога, когда ждешь, что вот-вот маньчжуры явятся и всадят тебе нож в спину. Как ни дружественны были гиляки, но все же они страшатся маньчжуров, да и у гиляков законов нет. Нож — их закон! С ними говоришь и не знаешь, чем вдруг можешь обидеть. Однажды какой-то пустяк в юрте сделал, а они вдруг как вскочат все и закричат. Оказывается, нарушил обычай. Лег спать не в ту сторону ногами. Еле уладил.

Эти долгие месяцы Орлов жил совершенно один среди чужого народа и ладил с ним, хотя никто не знает, чего это ему стоило.

— На Амуре, конечно, лучше бы строиться! — уклончиво заметил он.

— Пост ставить будем тут. Надо укрепление выстроить, днем и ночью быть наготове, если кто сунется — рыло разобьем!

— Когда я жил на Погиби, приезжали гиляки с южного побережья, — продолжал Орлов свое, — и рассказывали. Что нынче, как только море у них очистилось, кроме того корабля, который я сам видел, приходили еще два больших судна и стояли на якорях. Ждали, когда разойдутся льды, и хотели идти на север искать проход в реку. Делали промеры, но не дождались будто бы и ушли…

— У европейцев есть и китобои грамотные. Могли читать перевод с японского, описание Мамио [116], и попытаться все проверить, да и от туземцев они многое могут узнать.

Вечером сделали баню. Двое матросов, парили Орлова и окатывали горячей и холодной водой. Орлов не только давно не парился, но и не мылся. В заливе вода все еще холодная.

Спал он в каюте. Думал с вечера о том, что писала жена. Он ждал ее с «Охотском».

Утром капитан и Орлов, взяв с собой боцмана и казачьего урядника, съехали на берег.

Шлюпка пробороздила килем песок. Краснолицый Конев выскочил, держа конец.

Здесь тихо, не то, что с морской стороны. Там, за косой, шумело и волновалось море, казалось, оно выше песков.

Офицеры, сопровождаемые гиляками, поднялись на гребень косы, поросший кедровым стланцем и можжевельником. Перед ними расстилались бледные воды залива со множеством банок и отмелей. Большой и низкий песчаный остров Удд [117] тянулся на юго-восток. Кулики и утки носились повсюду. Видимо, на острове были их гнезда. Между косой и островом — пески и море.

Место невеселое, но Невельскому оно нравилось. Воротами в море синел узкий пролив между низкими песками. Там грохотал бурун.

По другую сторону косы, все в белых гребнях, шумело иссиня-зеленое море, иногда прыгали белухи, показывая свои белые спины, чернели головы нерп. Чайки белой пуховой тучей висели над морем, наполняя воздух страстными криками. Их было бесчисленное множество, и они белели повсюду, куда только хватал глаз, кажется, до самого горизонта метались пушинки, разносимые ветром. Толстые и жирные, они, когда море выплескивало рыбную молодь, падали на разбившуюся волну и с рыбой в клювах летали совсем низко, у самых лиц людей, стоявших жалкой кучкой на этом огромном песчаном берегу.