«Конечно, — думал капитан, — первых людей сюда начнут переселять насильно, как все у нас делается. И вряд ли кому захочется ступать в эти леса без принуждения, превращать их в плодородные поля. Люди не предпочтут эту землю „той“, родной и любимой, с мечтой о которой часто даже матрос не расстается за долгие годы службы. Я и сам люблю свое, костромское, сольгаличское… А хотелось бы увидеть, как будут здесь жить люди, созреет ли тут хлеб… Но падет крепостное право, будет подъем, движение, народ хлынет…»
А день жаркий, летний.
— Экая теплынь! — говорит Алеха.
— Ветер-северяк подует, так сразу осопатит! — отвечал ему с невозмутимым видом тунгус Афоня.
«Конев у нас все хулит, — думал Шестаков, — а уж сам прицеливается — почем меха, какая где рыба, он уж знает, чего и мы не знаем!»
Шлюпка пристала к берегу на устье речки Каморы. Хозяин одной из юрт гиляк Эльтун сказал, что четверо русских с оленями пришли вчера через горы из Иски и он проводил их сегодня дальше по берегу на полуостров Куэгду. Эльтуну за труды дали несколько локтей материи.
Чумбока сказал, что завтра придет на Куэгду, забрал мешок и вылез из шлюпки.
С гиляками попрощались, и шлюпка пошла дальше.
Вечерело.
Подходили к полуострову Куэгда, названному в прошлом году Константиновским. Совсем стихло. Шли на веслах. Наверху леса и травы. Слеталась мошка. На берегу никого не видно, ни на обрыве, ни на отмелях, и нигде не заметно дымка от костра. Вот уж и желтые песчаные, с камнями и скалами, обрывы.
— Значит, тут будет город? — обратился вдруг капитан к Степанову.
Матрос оглянулся.
— Тут!
Он посмотрел вверх на обрывы и опять оглянулся через плечо на товарищей.
— Город будет! — вдруг, хитро улыбнувшись, молвил и Конев. — С Аяном место несравнимо!
Позь в это время думал, откуда и как капитан успел получить повеление от своего царя строить тут город. Аянские русские об этом ничего не говорили. Даже напротив, сказали, что пост будет на Иски, больше ничего не сказали. Что в Аяне не любят капитана, хитрый Позь приметил. Но что капитан мог делать что-нибудь своевольно, вопреки повелениям, гиляк не смел предполагать.
Шлюпка пристала к берегу. Раскинули палатку. Афоня пошел за дровами.
— А вон и наши, Геннадий Иванович, — заметил Козлов.
Среди глубоких трав и кустарников к берегу пробирались несколько человек с красными лицами и с белыми платками на головах, обмахиваясь ветвями от комарья.
— Верно, наши! — говорили матросы.
Невельской различил офицерские погоны топографа.
Вскоре матросы обступили казаков Парфентьева и Беломестнова, которые сопровождали офицера, а топограф подошел к палатке капитана.
— Ну, как в Петровске? — спросил его Невельской, приняв рапорт.
— Все слава богу! — отвечал пожилой скуластый офицер, одетый в шинель, несмотря на жару.
В заливе Счастья строили казарму, магазин и флигель для офицеров. От этих сведений и разговоров о постройках, запасах и торговле повеяло родным, своим, флотским. Дела команды и поста были как бы семейными, дорогими и близкими.
— Мы оленей отводили на ягель. Их нельзя тут долго держать, — говорил Парфентьев.
— Шли обратно и с горы увидели шлюпку, Геннадий Иванович, так скорее стали спускаться, — молвил топограф, подкручивая усы.
Он достал из своей сумки карту, на которую нанес прямую сухопутную дорогу сюда из залива Счастья, через хребты.
У топографа и казаков за мысом была разбита своя палатка. Они переехали вечером поближе к капитану.
— Ну, как съездили, Геннадий Иванович? — спросил у капитана казак, притащивший вьюки.
— Слава богу, Парфентьев! — отвечал капитан.
— Тебя бы с нами! — молвил казаку Козлов. — Чуть в переплет не попали.
На другой день с утра выбрали место для поста. Решили строиться на удобной площадке неподалеку от палаток.
Застучали топоры. Матросы валили деревья, вырубали кустарники.
— Эх, ягоды там, Геннадий Иванович, — говорили они, спускаясь к обеду с обрыва. — Какой только нет… Малина, смородина… и черная…
За день площадка была расчищена от зарослей. Козлов и Конев выбрали длинную лесину, спилили ее, сняли с нее кору и поставили над обрывом мачту.
Под флагштоком установили фальконет.
Чумбока приехал с Эльтуном. Они пригнали две лодки. Гиляки поехали оповещать народ по деревням, чтобы завтра утром собирались все на Куэгду.
Позю заодно велено было купить хороший невод для лова осенней рыбы. Капитан знал, что кета скоро пойдет из моря и забьет все речки. Ход этой красной рыбы он видел впервые в прошлом году.
Позь вернулся поздно вечером, привез десяток серебристых кетин.
— Уже рыба пошла! — сказал он. — Невод завтра привезут. Я сторговал новый, его старик кончает вязать.
Вечером Невельской собрал своих людей. Матросы уже знали, что остаются здесь при шлюпке и фальконете держать пост на реке до осени, а капитан уходит. Вместе с ним отправлялись и Афоня с Позем. Начальником поста оставался Козлов.
— Ты знаешь теперь, как обходиться с гиляками и с маньчжурами, — сказал ему капитан. — Будь тверд с маньчжурами, ни на шаг не отступай.