Капитан Перережь-Горло

Алан находился в четверти мили от края утеса вблизи императорского павильона, сидя на коне, способном максимум на неторопливую рысь, в то время как корабль приближался с каждой минутой.

Глава 18 КАК АНГЛИЙСКИЙ КОРАБЛЬ ПОДНЯЛ ФЛАГИ

Безуспешно пришпоривая Гладиатора, не желавшего увеличивать скорость, Алан скакал по улице Объединения на север, в сторону императорского павильона, когда ему в голову пришла новая мысль.

Почему артиллерия Бони не стреляет по кораблю?

Насколько он понимал, «Медуза» не удалится до тех пор, покуда французы не выпалят по ней из всех орудий. Командир фрегата, сердитый капитан Булл, которому никогда не говорили, почему он должен терпеть подобное издевательство, не отвечая на него, мог только стискивать зубы на квартердеке.

Тем не менее, за исключением приветственных криков и духового оркестра, доносившихся справа – со стороны уже скрывшегося из поля зрения плац-парада, – Алан не слышал никаких звуков. Ни одна из пушек береговой артиллерии не начала действовать.

Несомненно, ему следовало радоваться этому. Однако любой непонятный факт в такой неопределенной ситуации…

Перед Аланом вытянулась освещенная жарким солнцем и абсолютно пустая между двумя рядами домов с соломенными крышами улица Объединения. Было очевидно, что на ней квартировали старые, опытные солдаты, которым нравилось чувствовать себя как дома, где бы они ни находились. Маленькие аккуратные садики пестрели тщательно ухоженными клумбами. Песчаные дорожки, ведущие к двери вдоль низкой ограды газонов, были причудливо украшены ракушками.

Но почему пушки не стреляют?

Спустившись с холма, Алан не мог видеть над крышами ничего, кроме гигантского флагштока на краю утеса у павильона. Когда раздраженный уколами шпор Гладиатор внезапно поскакал быстрее, ободренный Алан поднял взгляд на флагшток и все понял. До сих пор этот флагшток, с помощью которого французский адмирал подавал сигналы своим кораблям, был пуст. Сейчас же разноцветные флажки поднимались вверх на веревках, колеблемые бризом.

В море находились французские военные корабли!

Неудивительно, что береговая артиллерия молчала. Бонн или его адмиралы решили использовать свой флот против английского фрегата, проплывавшего вдоль берега без единого выстрела.

Но могло ли это быть? Ведь все корабли Бонн были блокированы в порту или скрывались от Нельсона у испанских берегов. Британское адмиралтейство знало об этом; они позволяли «Медузе» дразнить береговые батареи, так как при этом у нее, по крайней мере, оставался шанс на спасение, но они никогда не разрешили бы фрегату плыть навстречу военным кораблям, ибо это явилось бы простым самоубийством.

Тогда почему же…

Лакей Виктор в «Парке статуй» – агент Жозефа Фуше – сделал одно замечание, которое внезапно вспомнилось Алану.

«В зависимости от этого, месье виконт, они поступят с этим английским кораблем!.. Если месье Декр не может вывести в море флот, то у нас, по крайней мере, достаточно императорских канонерок».

Императорские канонерки – вот в чем дело!

Конечно, даже несколько канонерок едва ли отважились бы вступить в бой с сорокачетырехпушечным фрегатом, который просто разбросал бы их по воде. Однако каждая из этих канонерок – маленьких, но чрезвычайно быстроходных – была снабжена тремя двадцатичетырехфунтовыми орудиями, а также одной кормовой и двумя носовыми пушками. Если их умело и решительно использовать, то они могли справиться даже с самим дьяволом.

Французы уже устали от постоянных оскорблений. Их матросы, возможно, были неважными моряками, но по смелости не уступали солдатам. А для Алана хуже всего было то, что Булонский флот мог поднять такую пелену дыма, что никакие сигналы с утеса не будут видны на «Медузе».

Где-то далеко впереди Алана, скакавшего по улице Объединения, послышались глухой выстрел тяжелого орудия и приветственные крики, доносившиеся явно не с плац-парада.

Конечно, Алан не мог поклясться, что это был выстрел двадцатичетырехфунтовой пушки – на фрегате были только восемнадцатифунтовые, – но это было явно тяжелое орудие, причем стрелявшее не на берегу. Если бы он услышал еще раз…

Однако то, что услышал Алан, было не пушечным выстрелом, а быстрым топотом копыт за его спиной и голосом, четко прозвучавшим на пыльной, пустынной улице.

– На этот раз я до вас добрался, – сказал лейтенант Ханс Шпайдер.

Несущийся галопом между домиками с песчаными дорожками, он не походил на Шнайдера прошлой кошмарной ночи, скачущего с вымазанным сажей лицом под пламенеющим небом. Теперь на нем вновь был сверкающий мундир, а гнедая лошадь под ним лоснилась, как на параде.

Однако его костлявое лицо было бледным, правая рука висела на перевязи, и он даже не пытался вытащить саблю, колотившую по боку лошади. В левой руке, придерживающей поводья, тоже не было оружия.

– Стойте! – кричал Шнайдер.

Дальнейшие события развивались так быстро, что Алан не успевал их осознавать.

Когда Шнайдер догнал его, устремив кобылу в сторону, чтобы его обойти, Алан увидел, как левая рука лейтенанта отпустила поводья и метнулась к его правому боку.