Капитан первого ранга

В самом начале шторма крутая волна с наветренного борта, положившая «Поликрест» на бок, сбросила оглушенного старшего офицера в главный люк, отчего он повредил плечо и, сильно страдая, провел остальное время в койке, которую часто заливало водой. Джек сочувствовал его страданиям, но не слишком: ему казалось довольно справедливым, что человек, имевший обыкновение истязать других, сам испытал хотя бы малую толику их мучений. Он был от души рад отсутствию Паркера: человек этот был некомпетентен, особенно в подобной ситуации. Он был добросовестен, исполнял свой долг так, как его понимал, но моряк был никудышный.

Моряками были штурман, Пуллингс, Россолл, старший помощник штурмана, боцман и старший канонир. Из стоящих матросов — разве что дюжина. Бабингтон и Аллен успели многому научиться, но были еще на пути к мастерству. Что касается остальных, то они, по крайней мере, знали, за какой трос следует тянуть, если прикажут. Шторм, продолжавшийся целую неделю, дважды в сутки ставил всех на грань смерти, и оттого краткий промежуток времени спрессовал в себе массу опыта — краткий, если мерить календарными сроками, а не смертельным страхом. Новички в борьбе за живучесть корабля учились всему на лету — особенно работе с помпами, которые, начиная со вторых суток шторма, безостановочно откачивали воду.

Теперь, когда они шли Английским каналом, миновав Селси-Билл с несильным ветром на раковине, поставив брамсели, наконец-то разведя огонь на камбузе и съев горячий обед, Джек был уверен, что их, возможно, не станут поносить, когда «Поликрест» дойдет до порта назначения. В том, что они доберутся до него, он был уверен, даже если судну постоянно придется иметь дело с течением, что было вполне вероятно, поскольку ветер ослабевал. Его не должны осуждать: он же испытывал недостаток в матросах, семнадцать человек лежали в лазарете: двое с грыжей, пятеро с переломами от падений с большой высоты, у остальных обычные раны от упавших частей рангоута, блоков и тросов, зацепивших руку или ногу. Один «сухопутный моряк», безработный перчаточник из Шептон-Маллета, упал за борт и утонул; а один выходец из Винчестерского дома предварительного заключения сошел с ума и теперь бессмысленно глядел в одну точку и лаял. Зато никто не болел морской болезнью, и даже бывшие уголовники начали немного походить на моряков. Команда казалась неприглядной, но если бы у него дошли руки до того, чтобы вышколить орудийную прислугу, то, вполне возможно, он сумел бы превратить «Поликрест» в сносный военный корабль. Теперь Джек Обри достаточно хорошо изучил его. Вместе со штурманом (которого он очень уважал) Джек разработал систему парусов, которая позволяла наилучшим образом использовать положительные свойства судна. И если ему удастся изменить его дифферентовку и придать мачтам нужный наклон, то оно, возможно, станет мореходнее. Но любить это судно он не мог. Оно имело подлый, злобный характер; было упрямым, трудоемким, ненадежным до полного коварства, так с чего было его любить? Оно подводило его столько раз, что даже туземное каноэ внушило бы большую привязанность, чем корабль, которым он командовал, к которому должен был бы испытывать естественную любовь, но та умерла, так и не родившись. Прежде он плавал на старых, неуклюжих корытах, которые, казалось, не обладали никакими достоинствами, но он всегда находил им оправдания — они всегда были в его глазах лучшими кораблями в истории военного флота хотя бы благодаря какому-то одному качеству. Но «Поликрест» целиком состоял из одних изъянов. Чувство это было настолько странным, неподвластность судна его воле была так неприятна, что капитан не сразу признал это положение вещей, и, когда согласился с ним (он в одиночку разгуливал по шканцам после обеда), у него стало так муторно на душе, что он повернулся к вцепившемуся в стойку вахтенному мичману и сказал:

— Мистер Парслоу, отыщите доктора в лазарете…

— Ищи сам, — отрезал Парслоу.

Неужели он не ослышался? Джек Обри едва не остолбенел. Судя по окаменевшим лицам старшины рулевых, матроса за штурвалом, помощников старшего канонира, возившихся с кормовой карронадой, а также немой гримасе шедшего по продольному мостику мичмана, слова эти были действительно произнесены.

— Вот что я тебе скажу, лютик ты золотистый, — продолжал Парслоу, прищурив мутный глаз. — Перестал бы ты залупаться на меня. Не на такого напал. Сам его и ищи.

— Вызвать помощника боцмана, — приказал Джек Обри. — Старшина, отыщите койку мистера Парслоу. — Помощник боцмана уже рысил с линьком в руке. — Привяжите юного джентльмена к пушке в моей каюте.