— Мне необходимо найти, — ответил Поль, — в трех льё от Лорьяна, в пятистах шагах от замка Оре, домик, который дьявольски похож на этот, и в доме должен быть старик… чуть ли не такой, как вы.
— А как зовут этого старика?
— Луи Ашар.
— Да, это я.
— О, пусть благословит Небо ваши седые волосы! — сказал Поль, в чьем голосе, мгновенно изменившем интонацию, звучали нежность и уважение. — Вот письмо, написанное моим отцом, и в нем сказано, что вы честный и благородный человек.
— Нет ли чего-нибудь еще в этом конверте? — вскричал старик и с сияющими от радости глазами сделал шаг, собираясь подойти к капитану.
— Есть, — ответил Поль, раскрывая конверт и вынимая оттуда венецианский цехин, переломленный пополам. — Половинка золотой монеты. Один кусок ее у меня, а другой должен быть у вас.
Ашар, не отрывая глаз от Поля, протянул руку.
— Да, да, — произнес он, и с каждым словом глаза его все больше наполнялись слезами. — Да, это точно та самая монета!.. И притом такое удивительное сходство! — Он протянул руки к Полю. — Сын… О Боже мой, Боже мой!
— Что с вами? — спросил Поль, поддерживая старика, ослабевшего от волнения.
— О, разве вы не понимаете, — ответил тот, — что вы живой портрет своего отца? А я любил его так, что отдал бы за него и свою кровь, и свою жизнь, а теперь отдам за вас, если потребуешь, мой мальчик!
— Обними меня, мой старый друг, — ласково сказал Поль. — Можешь мне верить, цепь чувств не оборвалась между могилой отца и колыбелью сына. Кто бы ни был мой отец, если для того, чтобы походить на него, надо только иметь безупречную совесть, непоколебимое мужество, сердце, что всегда помнит добро, хотя порой забывает оскорбление, — да, тогда я, как ты говоришь, живой портрет своего отца, и душой еще больше, чем лицом!
— Да, в нем все это было! — сказал старик, прижимая вновь обретенного питомца к груди и нежно сквозь слезы глядя на него. — Да, у него были такая же гордость в голосе, такой же огонь в глазах, такое же благородство и сердце! Милый мой мальчик, почему же ты раньше не приходил? В жизни моей было столько мрачных часов, твое присутствие так бы их озарило!
— Почему? Потому что в этом письме сказано, чтобы я отыскал тебя, когда мне исполнится двадцать пять лет, а двадцать пять лет мне стукнуло недавно, с час тому назад.
Ашар задумчиво опустил голову и некоторое время молчал, погрузившись в воспоминания.
— Двадцать пять лет, — прошептал он, подняв, наконец, голову, — уже двадцать пять лет! Боже мой, словно только вчера ты родился в этом доме, словно только вчера впервые открыл глаза в той комнате, — и старик протянул руку к открытой двери.
Поль тоже задумался, потом огляделся вокруг, стараясь видом окружающих предметов подкрепить нахлынувшие воспоминания.
— В этом домике? В этой комнате? — переспросил он. — И я жил здесь до пяти лет, не правда ли?..
— Да! — вымолвил старик вполголоса, боясь спугнуть чувства, охватившие Поля: тот сидел, закрыв глаза руками, стараясь собрать воедино образы далекого детства.
— Постой, — сказал он, — я тоже хочу на мгновение заглянуть в прошлое… я помню какую-то комнату, но мне все кажется, что я видел ее во сне. Если это та комната… Послушай… Странно, как все оживает в памяти!
— Говори, сынок, говори! — попросил старик.
— Если это та комната, то направо от входа… у стены… должна быть кровать… с зеленым покрывалом?
— Да.
— В головах висит распятие?
— Да.
— Напротив кровати шкаф, в нем были книги… между ними большая Библия с немецкими гравюрами.
— Вот она, — сказал старик, дотронувшись до раскрытой книги, лежавшей на столе.
— О да, это она, точно она! — вскричал Поль, целуя ее страницы.
— О, какая душа! Какая душа! — прошептал старик. — Благодарю тебя, Боже мой, благодарю!
— Потом, — сказал Поль, приподнимаясь, — мне кажется, в этой комнате есть окно, откуда видно море и на нем три острова.
— Да, это Уа, Оэдик и Бель-Иль-ан-Мер.
— О, это точно оно! — вскричал Поль, бросаясь в другую комнату, но, увидев, что Ашар идет за ним, он жестом остановил его:
— Нет, нет, я один… позволь мне одному войти туда, мне нужно побыть одному.