Капитан полевой артиллерии

– А вот какие. Хоть я в Новогеоргиевске недавно, – всего полгода как сюда перевели, – но к братии крепостной уже пригляделся. Вот и сегодняшняя история… ведь двое из этих троих пьянчужек – артиллеристы крепостные. А кому, как не вам, знать, что в крепостную артиллерию попадают худшие ученики военных училищ и что сидят они здесь без продвижения долгие годы, батальон получают на двадцатом, а то и на двадцать пятом году службы? Живут почти впроголодь на свое небольшое жалованье, из которого за вычетами на разные необходимые нужды получают уже совершенные гроши. Квартиры здесь дурные, негигиеничные, безо всяких хозяйственных удобств. И хорошо еще, если ты холост. Если же имеешь семью, то вся твоя жизнь превращается в сущий ад, в постоянную проблему, где добыть денег на пропитание себя и близких. Ввиду отсутствия в крепости учебных заведений воспитывать своих детей они не могут, потому что не имеют средств отдавать их на обучение в город. Вот и стараются они поскорее сбежать в полевую артиллерию, где один штабс-офицер приходится на шесть обер-офицеров, а здесь, в крепостной, на шестнадцать. Ну, а тем, кому не судьба попасть в полевую артиллерию, в корпус жандармов уходят, в пограничную стражу, а многие – так и просто в запас, чтобы поступить на частную службу. Оставшиеся же в крепости по большей части пьют, не имея возможности найти приличное знакомство вне своей среды. Вот поэтому и продается в нашем буфете водка пяти сортов, в то время когда неприятель, готовящийся нас штурмовать, стоит в двадцати верстах от крепости.

– Да, да, – согласился Лихунов, – все, должно быть, так и есть, как вы рассказываете, однако ни в коей мере не освобождает офицеров от соблюдения приличий.

Развалов улыбнулся:

– Нет, конечно. Но в то же время предлагает смотреть на этих людей скорее с жалостью, чем с презрением. У нас здесь офицерская жизнь и вовсе порой на скверный, гадкий анекдот походит. На боевую подготовку внимания почти не обращают, личный состав не теорией и изучением материальной части оружия занимается, а по большей части караулами и делами хозяйственными. Зубрят под присмотром свирепых унтеров устав, премудрость шагистики осваивают. Те офицеры, что еще не окончательно опустились, отрабатывают приемы картинного козыряния, стройности движения батальона по улице. И ведь подобный образ гарнизонной жизни одобряется, если и вовсе не установлен самим крепостным начальством, а именно – его высокопревосходительством. Ему, видите ли, так нравится.

– Коменданту?

– Ну да. Генералу-от-кавалерии Бобырю Николаю Палычу. Знаете ли, весь этот процесс нравственного и чуть ли не физического разложения гарнизона крепости некоторые умные люди – есть здесь и такие – в шутку окрестили «бобыризацией». О, вы еще о многом не знаете! И до какой же степени бесстыдства дойти надо, если о самих себе песенки паскудные стали сочинять и даже распевать во всеуслышание на дурацкий такой мотивчик. Послушайте пример такого творчества:

На верках с Верками гуляют,

На пушках семечки грызут,

И в казематах в винт играют,

И в бронебашнях баб…

Лихунов усмехнулся:

– Да неужели так и поют?

– Поют, поют, – снова заулыбался своей здоровой, свежей улыбкой Развалов. – Хотя надо вам сказать, что нет в Новогеоргиевске этих самых бронебашен и не будет. И броневых наблюдательных пунктов тоже нет.

– Да как же? – удивился Лихунов. – Ведь так много говорили о высокой эффективности этих средств защиты!

Развалов состроил кислую мину на лице:

– Здесь многого нет, о чем писали, спорили, необходимость чего в этой крепости обосновывали жизненной важностью в деле обороны. Впрочем, – серьезно посмотрел на собеседника подполковник, – хотите увидеть сами, что мы будем вскоре оборонять? По внешним укреплениям проехать, форты посмотреть, все своими глазами, живьем увидеть? Может, когда и пригодится.

Лихунов загорелся сразу. Для предстоящего сражения ему необходимо было знать устройство крепости, но он сомневался.

– А как же пропуск?

– Моего довольно будет, – сказала Развалов, – я ведь как-никак производитель строительных работ в одном из секторов. Так что давайте, если время есть. В десять у северных ворот главной ограды. Идет?

– Если свободен буду, приду непременно,- радостно улыбнулся Лихунов.

– И верхом, конечно. Лошадь-то у вас есть?

– Как у всякого артиллерийского офицера.

Развалов иронически улыбнулся:

– Но только не у крепостного. Здесь в лучшем случае имеется по одной лошади на роту. А если и есть у кого, так смотреть больно, до того худы – фуражом снабжают крайне скупо. Итак, Константин Николаевич, до завтра. Жду вас семь минут, не больше. У самого дел невпроворот.

Офицеры, взаимно довольные знакомством, обменялись рукопожатиями и пошли в разные стороны.