Капитан Райли (ЛП)

Это были по большей части совсем безбородые юнцы, в основном своём девственники, но смерть уже десятки раз дышала им в спину, так что они едва ли могли сохранить прежний взгляд на мир. Почти все они уже получили ранения, покрыты своей и чужой кровью, пропахли потом, мочой и страхом, источая целую палитру запахов. Теперь они сбились в кучу в жаркой тесноте окопов и траншей, подобно стаду грязных баранов, которых пригнали на бойню. К утру их осталась едва ли половина, и в глазах каждого из выживших можно было прочесть имена погибших друзей и товарищей. За один только день они сотни раз умирали, видя чужую смерть, и вновь воскресали из мертвых. Никто из них уже не станет прежним.

Алекс отложил винтовку и застегнул молнию куртки, готовясь к очередной холодной ночи с температурой ниже нуля, что покончит с самыми слабыми. Пошарив по карманам, Райли обнаружил несколько хлебных крошек, оставшихся со вчерашнего дня, и, собрав их в грязной ладони, словно стадо крошечных коров, протянул ее капитану, предлагая разделить с ним скудную трапезу.

— Да нет, спасибо, Алекс, — ответил офицер, хватаясь за живот. — Что-то меня мутит: думаю, это все тот яблочный пирог, который я съел за завтраком.

Алекс, зная, что на самом деле Скаут ничего не ел уже два дня, молча кивнул.

— В Испании никогда не умели его готовить, — осторожно согласился он. — Всегда почему-то заливают его глазурью.

И тут от арьергарда отделилась тень и, спросив о чем-то солдата, зигзагами и пригнув голову приблизилась к ним.

У Алекса возникло дурное предчувствие, и когда он понял, что это посыльный, а тот вытащил из своей сумки карту и передал ее капитану, предчувствие превратилось в ужасное подозрение. А после усталого вздоха офицера и его взгляда — в роковую уверенность.

— Нам приказано захватить вражеские позиции, — сказал капитан Скаут, всем своим видом выражая покорность судьбе.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Но...

— Я знаю.

— Вот дерьмо!

— Подготовь людей, — приказал капитан, поправляя китель и вновь возвращаясь к роли командира. — И бога ради, не смотри ты так, ты же должен подавать пример остальным.

— Как прикажете, капитан, — откликнулся Алекс и набрал в легкие побольше холодного воздуха, в надежде, что это придаст ему уверенности попросить товарищей по оружию сделать последнее усилие, последнюю жертву.

Сержант Райли с трудом поднялся и, стараясь не высовывать голову за бруствер, подошел к изнуренным бойцам, привалившимся к стенке окопа и друг к другу.

— Товарищи... — сказал он, повысив голос, чтобы все слышали. — Командование только что приказало нам взять вершину. Так что проверьте винтовки, возьмите патроны и наденьте чистые трусы. Эту ночь мы проведем в окопах у фашистов.

Оставшиеся от потрепанной роты бойцы разразились стонами, сопением и приглушенными ругательствами. Алекс Райли разделял эти чувства и не хуже остальных знал, что их жизни куда ценнее всех Пингарронов мира. Но они получили приказ, и хотя были добровольцами на чужой войне и в стране, которую не понимали, просто пушечным мясом в наскоро скроенной армии под руководством некомпетентных генералов, вызывавших почти такую же ненависть, как и враги, им ничего не оставалось, как повиноваться и молиться о том, чтобы пережить эту ночь.

— И чтобы больше ни одной жалобы, — набросился на них Алекс более резким тоном. — Мы приехали сюда сражаться и умирать, если понадобится. Так что хватит вести себя как бабы и возьмите оружие. Враг наверху, — махнул он в сторону вершины, пытаясь их подбодрить, — всего в сотне ярдов. Там те, кто сегодня убил Липтона, Хикса, Палетти... Всех наших товарищей, и теперь они гниют там, они погибли, защищая свободу. Неужели их смерть была напрасной? — Он обвел взглядом изможденные лица и прибавил с суровой гримасой: — Неужели мы за них не отомстим?

Месть. Ключевое слово. В разгар войны идеалы уже не стоили и бумаги, на которой написаны. Когда смерть следует по пятам каждый день, когда она реальна и ощутима, как и голодный желудок, когда друзья один за другим падают и больше не поднимаются, солдаты дерутся не за идеалы, знамя или кусок земли. Они дерутся, как когда-то спартанцы, македонцы и римляне сотни и тысячи лет назад, за своих товарищей. Дерутся за свою жизнь и за жизнь друзей, за тех, кто так же готов отдать за них свою жизнь и отомстить, если понадобится. В конце концов всё сводится именно к этому, и сержант Райли, моряк торгового флота, меньше года прослуживший солдатом, узнал это на собственной шкуре.

— Пошли! Подъем! — понукал он, когда люди уже начали устало вставать. — Чтобы никто не смел назвать батальон Линкольна трусами. Разделаемся с этими сучьими фашистами. За наших павших братьев! — выкрикнул он, подняв винтовку над головой. — За свободу!

— За наших братьев! — взревели солдаты, охваченные внезапным порывом отваги, совершенно немыслимым еще пару минут назад. — За свободу!

Тогда к ним подошел капитан Скаут и, переглянувшись с сержантом, вытащил свой «кольт» сорок пятого калибра и повернулся к роте.

— Первая рота! — крикнул он, прислонившись к брустверу. — Вперёд!