Капитан разведки

Забросив горе-милиционера в ближайшую ведомственную больницу, мужчины продолжили путь, конечный пункт которого был известен лишь одному из них. Реутов туда не слишком спешил, колеся по улицам с таким усердием, словно являлся таксистом, рассчитывающим содрать пару лишних сотен с наивного пассажира. Нетрудно было догадаться, что он умышленно наматывает километр за километром, стараясь обнаружить возможную слежку.

Пока ехали, на очистившейся от туч половине неба, ясного, чистого, точно омытого недавним ливнем, засияло солнце. От мокрого асфальта повалил пар.

– Странно, – промолвил Хват, которого начало утомлять многозначительное молчание спутника. – В детстве мы постоянно видели радуги, а теперь, похоже, они только на картинках остались.

– Москва, – мрачно сказал Реутов. – Какие в ней теперь могут быть радуги? Зачем? Кому они здесь нужны?

– Кому-нибудь да нужны. Люди все ж таки иногда на небеса поглядывают. Помню, бабушка мне рассказывала, что первую радугу боженька после Великого потопа сотворил.

– В качестве компенсации за доставленные неудобства? Утешительный приз уцелевшим?

Хват покачал головой:

– Нет. В качестве напоминания о случившемся. Небесная канцелярия как бы подписалась в том, что больше подобного не повторится.

Реутов покосился на спутника:

– Большое спасибо всевышнему, конечно, но подобные договоры меня не вдохновляют. Тут, допустим, радуга, а в сотне километров землетрясение. Ты уж или карай, или милуй, одно из двух.

– Или вообще не вмешивайся, – тихо пробормотал Хват. – Не возникай то есть.

– Что ты сказал?

– Не обращайте внимания, товарищ полковник. Мысли вслух.

– А вот это в нашем деле лишнее, капитан. Отвык язык за зубами держать?

– Есть маленько, – признался Хват.

– Ничего, это дело поправимое.

Многообещающе произнеся эти слова, Реутов вырулил на Фрунзенскую набережную, недалеко от старого здания Министерства обороны, незаслуженно прозванного в народе «Пентагоном». Здесь, попетляв немного по переулкам, он остановил машину и оживленно воскликнул:

– Вот мы и на месте.

Поморщившемуся Хвату показалось, что он видит перед собой какое-то медицинское учреждение. Такая уж нехорошая аура окружала покойницки-желтое двухэтажное здание, едва прикрытое ажурной чугунной оградой и обрубками некогда могучих тополей.

– Психушка, что ли? – поинтересовался он, выбираясь из машины.

– Судебный морг, – доброжелательно поправил его Реутов. – Один из старейших в Москве, между прочим. Правда, теперь тут все больше живые обретаются. Включая меня.

– Филиал нашей конторы? – догадался Хват.

– Общественный фонд с таким длинным названием, что даже не пытайся его с первого раза запомнить. – Реутов, шагающий по дорожке первым, махнул рукой. – Я, зиц-председатель, и то до сих пор запинаюсь. Что-то по части возрождения национальных ремесел. Или традиций.

– Традиции, как я погляжу, живут и процветают, – хмыкнул Хват в спину своего проводника.

Стало ясно, зачем спилены деревья вокруг здания. Наверняка внутри дома находятся мониторы наружного наблюдения, которым требуется свободный обзор прилегающей территории. Бросив взгляд на неприметную вывеску, прикрепленную слева от двери, Хват подумал, что будь это офис настоящего общественного фонда, его учредители непременно заявили бы о своем существовании с большей помпой. Навесили бы на стену что-нибудь из мрамора и непременно с позолотой. А так даже глазу было не за что зацепиться. Ни тебе тонированных шведских стекол, ни львов у входа, ни хотя бы стоянки, заставленной дорогими автомобилями неутомимых общественников, радеющих о русской культуре. Все чисто, аккуратно, но подчеркнуто скромно. Запусти в подобный офис руководство крупной компании, оно бы тут от тоски зачахло.

Пока Хват разглядывал фасад, невидимый охранник успел вдосталь налюбоваться стоящими на крыльце сквозь видеоглазок. Дождавшись негромкого щелчка замка, Реутов толкнул дверь и первым проник в длинный коридор, оказавшийся совершенно пустынным. Голые стены, окрашенные в ровный серый цвет. Холодное мерцание допотопных светильников на высоком потолке. Тишина, нарушаемая лишь шумом собственных шагов.

– Как в склепе, – пошутил Хват и осекся. Морг – он и есть морг, ничего смешного в этом нет, как ни тужься. Тошно на душе, муторно, даже если из переоборудованных помещений успел выветриться тяжелый смрад формалина и прочей химической гадости. В царстве теней может попахивать кофе и табачным дымом, но разве от этого в нем становится уютней? Живым – нисколько, это уж точно.