Капитан Сатана или приключения Сирано де Бержерака

— Но ведь уже с тех пор прошло 15 лет, вероятно, Людовик давно умер! — заметил граф.

— Ваш брат был бы теперь в таких летах, когда можно рассуждать и искать; и, как знать, может быть, судьба, не дав вам возможности найти брата, поможет ему отыскать вас?

— Как бы мне хотелось этого! — воскликнула Жильберта.

План Сирано был очень ясен. Прежде чем напомнить Роланду о существовании его брата, он изучал его сердце, или, другими словами, нащупывал почву, чтобы знать заранее, какой путь приведет его к победе.

— Хотя эта находка стоила бы Роланду половины его состояния, но мне кажется, что он не сожалел бы о ней, — продолжал Сирано, внимательно следя за выражением лица графа.

— Мой брат смело может вернуться, его встретят распростертые братские объятия. Я честно исполню свой долг по отношению к нему, но, конечно, не забуду того, что я старший в роде графов де Лембра, — проговорил Роланд.

«Да, я не ошибся, предстоит борьба», — подумал Сирано.

— Конечно, вы старший в роде, но… — прибавил он мягко.

— Что «но»?

— Но все-таки вам придется дать отчет перед братом.

— Законы на моей стороне. Роланд невольно снимал маску.

— Конечно, общественные законы — вещь весьма почтенная, но если принять во внимание некоторые обстоятельства, то даже и эти законы уходят на задний план.

— О каких обстоятельствах вы говорите? — спросил Роланд со злобой.

— Да хотя бы о воле отца семейства.

— В таком случае необходимо…

— Что необходимо?

— Завещание!

— Вот именно, я к тому и говорю, друг мой, так как, видите ли, это завещание…

— Ну?

— Оно существует.

— Завещание моего отца?

— Да, вашего отца.

— Нет, Сирано, вы ошибаетесь!

— Нисколько; я никогда не упоминал о нем, это верно, но лишь потому, что не представлялось в этом необходимости. Но теперь, когда вы собираетесь жениться, дело принимает другой оборот. Видите ли, суть в том, что ваша будущая семья ничего не знает о ваших долгах прошлого и обязанностях будущего.

— Мой отец чрезвычайно дорожил чистотой нашего рода и не мог бы сделать этого завещания, не поступившись своими убеждениями!

— Он одинаково любил своих сыновей и хотел, чтобы они пользовались одинаковыми правами.

— Вероятно, вы посвящены в тайну этого завещания, раз с таким убеждением говорите все это?

— Да, смысл завещания мне хорошо известен.

— Где же оно хранится? — в волнении кусая губы, спросил граф.

— У меня.

Граф невольно вскрикнул.

— Граф, неужели доверие вашего отца к господину Бержераку не нравится вам? — спросила Жильберта, неприятно пораженная поведением жениха.

— Сохрани меня Бог! Отец знал, любил и уважал Савиньяна; и самое страстное мое желание — это скорее обнять брата! Даже отдавая половину своего состояния, я буду настолько богат, что доставлю вам счастливое существование, на которое вы имеете полное право рассчитывать!

— Прекрасные слова! — проговорил Бержерак, прощаясь.

— Одно слово, мой друг! — сказал граф, останавливая Сирано и отводя его в сторону.

— В чем дело?

— Где хранится завещание отца?

— Зачем вам?

— Простое любопытство! Да, кстати, нельзя ли было бы вскрыть его теперь?

— Берегитесь, Роланд, вы мне не доверяете?

— Что вы! Наоборот.

— В завещании вашего отца упоминается еще кое о чем, не касающемся денежного вопроса.

— Что же это такое?

— Опасное признание!

— Опасное? Для кого опасное?

— Для вас.

— Для меня?

— Да, для вас. Поверьте мне, Роланд, и оставьте в покое завещание вашего отца. Советую вам это ради вашего личного спокойствия.

— Но, наконец, в случае вашей смерти что случится с завещанием?

— О, не беспокойтесь, это обстоятельство я имел в виду, дорогой граф! Все это я не зря говорил. Вы приближаетесь к важному моменту, и прежде чем он наступит, я хотел узнать, на что я могу надеяться или чего опасаться от вас, теперь это мне вполне ясно.

— Не хотите ли вы сообщить мне еще что-нибудь интересное?

— Нет, об остальном завтра.

— Завтра?

— Да, завтра! Могу я рассчитывать, что вы посетите меня?

— Хорошо. В десять часов утра я буду у вас.

X

В комнате Сирано, полной утренних солнечных лучей, за столом, заваленным бумагами, у настежь открытого окна сидел Кастильян, переписывая злосчастную «Агриппину», навлекшую на его господина, ее автора, такую массу нападок Кастильян был не в духе, что сразу можно было заметить, потому что он оглашал всю квартиру веселой песней Такова была особенность его оригинального характера: веселье и счастье он переживал молча, спокойно, но малейшая неудача вызывала у него песни и шутки. Было ли это желанием забыться или выразить презрение судьбе, Бог его знает. Одно очевидно — счастье всегда повергало его в уныние, а горе вызывало блаженную улыбку.

На этот раз благодаря ли плохому перу или тяжелому кошмару, слишком рано прервавшему его сон, он уже в десятый раз начинал веселый куплет, когда-то сочиненный его господином:

Воинственных дуэлистов
Не увидит более Париж!
Утешьтесь, мужья-ревнивцы,
Прощайте, франты, хвастуны!
Уж не увидит Париж
Ни их усов, ни их перьев!